Двинулись. Дорогу разведчики знали, шли вдоль стен, уже стемнело, снег ложился с гарью уже затухших пожаров и свежим дымом. Иванов переговаривался с ротным разведчиков – общий язык нашли сходу. Собственно, старший лейтенант уже не выглядел угрюмым молчуном, да и вообще изменился. Перебираясь через полуразрушенную баррикаду из брусчатки и разбухшей под дождем мебели, Тимофей сообразил – улыбается Иванов. Нет, точно улыбается. Малость псих? Впрочем, на войне все такие.
Переждали под прикрытием высокого дома. Валялся на тротуаре немец-фельдфебель: одна нога странно и картинно уперта в стену, шея свернута под углом, приоткрытые глаза на бордюр косятся. Пятнистая куртка задралась, кобура пуста – озаботился кто-то из наших пистолетом. Садится на город нетерпеливая зимняя полутьма, расплывается, тает камуфляж в пятнах замерзшей крови…
Уже в темноте поочередно перебежали улицу, на перекрестке переговорили с артиллеристами, сторожащими своей «сорокапяткой» сразу две улицы. Далее до больницы святого Яноша было рукой подать. Ротный предупредил:
– Подходим осторожно, тихо, чтобы не засекли. А то вспугнем.
Больница оказалась просторной: целый комплекс зданий из красного кирпича, на старинную крепость похоже. У ворот торчал бронеколпак дота, лежали тела. Бойцы туда не пошли, на территорию проникли через разбитые окна соседнего здания. Спереди доносился невнятный глас громкоговорителей – агитаторы вели свою пропаганду, частенько прерываемую пулеметными очередями.
На лестнице под ногами захрустели бесчисленные битые пузырьки, перила во тьме едва нащупаешь, все больничным барахлом завалено. Казалось, уже годы больница в разрухе.
– Tisztek 'es katon'ak, Gondoljatok a csal'adotokra![48]
– гулким призрачным голосом взывал громкоговоритель, укрепленные повыше на больничной башне.Жизнь наверху все же теплилась: сидели вокруг костерка закутанные гражданские, тянулись провода, чиркали в блокноте и что-то обсуждали наши озабоченные офицеры-пропагандисты, спал на голой койке пленный венгр, накрывшисьразодранной немецкой шинелью. Пахло дымом, соляркой и лекарствами.
– Nem a n'emet fasizmus 'utj'an j'arsz…[49]
– продолжал громкоговоритель в угловой комнате.Пришествию разведчиков агитационная группа сильно удивилась.
– Случилось что-то? – встревожился майор, старший в команде бубнежа.
– Пока ничего. Но вы бы, товарищ майор, хоть часовых и наблюдателей выставили, – упрекнул ротный разведчиков.
– Кого я поставлю?! – возмутился майор. – У меня единственный радиомеханик. Был еще электрик, так его днем ранило. Мне этих с винтовкой ставить прикажите?
Указанная группа у костра занервничала. Ставить наблюдателями там действительно было некого: сплошь солидные мужчины в мятых пальто и шляпах, наверное, уважаемые горожане, но без способности к дозорной службе. Из относительно молодых только дамочка, пухлощекая, миловидная, но опять же, какой из нее часовой.
– У нас вообще-то спокойно, – заверил майор. – Дом впереди наши крепко держат, слева артиллеристы на позиции.
– Артиллеристы это хорошо, – согласился разведчик. – Вы продолжайте эту… трансляцию. А ситуацию сейчас объясним.
Агитационный майор явно был на фронте не первый день, суть быстро ухватил. Лейтенант-переводчик обратился к венграм, те поднялись и их перевели в комнату подальше от лестниц и окон. Разведчики пытались определить откуда появятся предполагаемые диверсанты. Фонари не включали, лазили почти на ощупь.
– Да неоткуда тут, – ворчал разведчик-крепыш. – Одна лестница заколоченная, по другой бесшумно не подняться. Стены метровой толщины.
– Когда диктор бубнит, он все заглушает, тогда хоть на бронетранспортере подъезжай, – справедливо сказал другой разведчик. – А что, сведения, что придут «гости», верные?
– Откуда ж у нас верные? – удивился Тимофей. – Не поверите, нам все подряд наврать норовят. Кого за жабры ни возьми, так и начинают крутиться. Настолько неискренний пленный пошел, прямо даже удивительно.
Разведчики засмеялись
– Хорош веселиться, не в кино, – призвал ротный. – Позиции занимаем. Головных гостей кладем, тех, что драпанут, контрразведка берет. Иванов, тебе точно людей не надо?
– Управимся. У меня опытный партизан в напарниках, – усмехнулся Иванов. – Пойдем, товарищ Лавренко.
Спустились на первый этаж.
– Побегут, тут и возьмем, – объяснил план Иванов. – Самые умные – они и самые шустрые. Идут в середине, стартуют на отход первыми.
– Командир у них вряд ли в середине пойдет, – неуверенно сказал Тимофей. – Вторым или третьим пойдет.
– Нам командир не очень нужен. Студенты нужнее из этого их «Ваннайя», и потрусливее, чтобы «колоть» легче было, – напомнил старший лейтенант. – Ждем.
Ждали, сидя в полной темноте. Спина начала стыть. Наверху взяли паузу, потом недолго вещала женщина – голос вздрагивающий, проникновенный, что-то насчет «ценности юных жизней и бесполезного сопротивления» говорила.
– Все беды от баб, – чуть слышно прошептал Иванов.