Мамалыжный десант

– Собственно, все равно нужно пробовать. Тима, ты прикрой тыл, отойди подальше, осмотрись. Но особо не увлекайся. Мало ли кто там, – намекнул старший лейтенант.

– Понял, гляну.

Тимофей осторожно шел по туннелю. После ряда дверей с предположительно спрятанным заводским архивом потянулся скучный проход. Темнела вдоль потолка связка кабелей, а в остальном просто путь в никуда, только пятно света под ногами и напоминает что-то живое. Пустота была нехорошей.

Черной тесной пустоты Тимка с детства опасался. Как-то, еще когда на Совнаркомовской жили, соседские мальчишки в старом сундуке закрыли. Ревел, колотил руками как бешеный. Когда выпустили, мама до вечера утешала. Потом еще отец объяснял. Понятно же, чего в сундуке такого страшного? Все равно же выпустят. Да и темнота – подумаешь, темнота… Но собственно темноты Тимка никогда не боялся, мимо кладбища на улице Артема ходил в темноте бестрепетно. Но вот когда узко… Узко – это хуже.

Хуже, лучше – то на войне бессмыслица. Нужно значит нужно.

Неуместные размышления очень вовремя завершились: путь преграждала решетка. Тимофей потрогал замок – старый, но недавно смазывали. Темнота за преградой шевельнулась, сержант Лавренко вскинул пистолет… Тьфу, крысы. Сразу три – наглые, упитанные. Уходят неспешно.

Понятно, туннель уводит к соседнему военному объекту, в данном случае, наверное, под реку, в Буду. Куда именно, поди угадай: фашисты, у них же крысиная тактика запасных ходов на самом главном месте.

В лицо пахнуло сыростью. Это не от крысюков, это сквозняк. Наверное, дверь открыли. Тимофей еще раз посмотрел на крысиную решетку и пошел назад.

У разминированной двери сержанта ждали.

– Без сложностей обошлось, – пояснил Иванов. – Заряды убирать не стали, но сейчас безопасно, проход свободный. Жора, иди зови начальство. Они у лифтов ждать должны.

– Дык я там заблудюсь, – засомневался сапер, вглядываясь в темный просторный зал за дверью.

– Эх, шланг ты копательный. – Иванов накинул на плечо ремень автомата. – Пошли, Тима, глянем, где там лестница.

Прошли мимо стальных баков и машин – Иванов считал, что это насосная станция. Вокруг и правда было сыровато, на бетонном полу стояли глубокие лужи. К лестнице и лифтам вышли легко, сверху окликнули – капитан Жор и остальные успели спуститься цивилизованным путем.

Двери в хранилище пришлось подрывать. Пытались поаккуратнее, двумя шашками по петлям. Получилось со второго раза. Пылищи взрывы подняли – ужас! Пришлось пережидать, но результат того стоил. Капитан Жор сказал: «В яблочко!»

Тимофей бегал по всему заводу: сначала разыскивал тележку (гады-салашисты ее на втором этаже оставили), потом искал пустые мешки. Подключить лифты не представлялось возможным без нормального электропитания. На лестницах удалось нащупать запасное освещение – слабенькое и тусклое, но хоть как-то. Офицеры в туннеле отбирали нужные документы, тележка-зараза тут ездила плохо, приходилось тащить неудобные мешки в насосную, а уже там грузить на подсобное транспортное средство и везти к лестнице. «До хренища этих бумаг», – справедливо заметил сапер Николай.

Иванов поставил гранату-растяжку на «крысиную» решетку в тоннеле, работали в относительном спокойствии, но все равно было тяжеловато. А ведь дальше предстояло и остальной архив исследовать.

Подорвали вторую дверь – тут прошло попроще, но содержимое разочаровало. Только ящики с какими-то ценными сплавами и порошками. Капитан Жор сказал: «Большой ценности, но не по профилю группы».

Со следующими дверями пошло еще хуже: сплошь барахло.

– Что-то в мещанство уклоняемся, – молвил Земляков, оценивая стеллажи и мешки, забитые вазами, блюдами, шубами и чемоданами. – Это что за манера использовать заводские помещения для укрытия посторонних буржуазных ценностей? Кстати, тут уже кто-то рылся.

– Заначка заводского руководства, слегка проверенная последними уходящими, – прокомментировал Иванов. – А эти чемоданы можно было вместо мешков использовать. Не оттуда мы начали.

Оказалось, что и заканчивали не в том порядке. Вскрыли еще три двери – опять с барахлом, с харчем. Здесь взрывы порядком побили бутылки, было трудно продохнуть от вони спиртного. Потом обнаружился склад, набитый картинами в шикарных рамах.

Вот нужная вторая часть архива обнаружилась лишь за последней дверью. Здесь папки с накладными, требованиями и чертежами свалили прямо на пол, в лужу. Офицеры опергруппы в один голос ругались.

– Бардак прямо как у нас, – горестно сказал Земляков. – Ладно, нужно передохнуть, силов уже нет. Перекурим, потом начнем разбираться. Тима, что там из годного на ужин?

Хлеба, понятно, не имелось. Фашисты же, у них всегда так. Можно было сходить к машинам, там паек на три дня, буханки вчерашней выпечки, но желания лишний раз взбираться по лестницам у опергруппы не имелось. Так обошлись.

Сидели на мягком: запорошенные пылью шубы жалеть было незачем.

– Варвары мы, с раскосыми и запыленными очами, – вздохнул Земляков, беря с фарфорового блюда ломоть щедро нарезанного окорока. – Эх, нет с нами Павло Захаровича – его стиль сервировки.