Мамкино наследство

-А что Петька? Ходит Петька. С утра выползает из подъезда, а в мыслях – одно - опохмелиться. Дружок у него, Валерка. На пару. Ходят, как два таракана. Вчера кто-то старую газовую плиту выбросил, они  с нее металл снимали, сдадут – бутылку купят. Видишь, вон ее останки валяются возле помойки. Так и промышляют, что попадет.

-А работа?

-Да кому они нужны?   На рынке в прошлом году грузчиками подрабатывали, да и там долго не задержались.

-Беда.

 

***

-Эй, Петя! Вы где?

-Да тут я, в шалаше. Чего кричишь?

-Да не кричу я. А Пашка?

-Пашка  корову погнал. Его очередь.

-А ты что?

-Учебник  читаю. Биологию.

-И что вычитал?

-Вычитал, что мы, человеки, всего лишь звено в пищевой цепочке. Всего лишь звено.

-Фу, глупость  какая. Я не хочу!

-Хочешь не хочешь, а придется. Не покормит тебя мамка день другой, запищишь.

-Ясно, что без воды и пищи мы долго не протянем. Но сводить все к этому неправильно.

-А как правильно?

-А правильно про душу не забывать.

-Выдумки. Где она, душа?

-В сердце. Говорят же: сердце плачет!

-Простая метафора. Центральный орган кровеносной системы, мышечный мешок, мотор, который гоняет кровь по организму.

-Мешок! У тебя екает когда – нибудь этот мешок?  В пятки уходит?

-Это всего лишь нервы, нервы, Надя. Женские штучки. А биология – она ответы дает на все вопросы научно. На-уч-но!

-Хорошо, объясни мне, как это Серафим Саровский медведя с ладошки сухариками кормил.

- Брехня!

-Зачем ты так? В книге читала, и батюшка в храме рассказывал.

-Сказки, Надя! Ты же в двадцатом веке живешь.

-Ну и что, что в двадцатом? Какая разница?

-Научный прорыв. Все изменилось.

-Ничего не изменилось. Земля – это наш дом. Когда Господь сотворил Адама и Еву, он повелел им владычествовать и охранять землю. И Авель, сын Адама, был пастырем, оберегал стада.

-Как Пашка сегодня!  - Петька взял травинку и пощекотал Надюшке кончик носа.- Темнота!

-Точно. Павел – Авель. Не перебивай. Авель  ничего с ними  не делал, только хранил их, берег, пас творения Божии, ему врученные.

-  А Каин?

- А Каин пытался, как земледелец, перерабатывать землю. Это  и есть путь цивилизации – путь Каина.

- Покорить природу, не ждать от нее милости. Молодец Каин! Мужик!

-Да! А потом реки повернуть вспять, а потом леса вырубить,  а потом Красную книгу завести и вносить туда погибающих животных…

-Ну…  Это исключения из правил.

-Ничего себе.  Исключение… - Надюшка страдальчески сморщилась и расплакалась.

-Чего ревешь?

-Животных жалко. Представляешь, их же никогда уже не будет! Никогда. И все из-за нас.

-Ну, ты даешь. Разве можно из-за такой ерунды плакать.

-Это ерунда? Да я с тобой никогда больше разговаривать не буду! Если это ерунда! Охотник!

-Подумаешь! Не разговаривай.  Все вы девчонки нюни распускаете без причины! Плачет она, динозавра ей жалко! Вымер. А еще в храм ходишь!

***

Петр Палыч проснулся в пять утра. А просыпаться не хотелось. Этот сон из детства снился редко. Он окунался в него, как в чистую воду родного колодца у дома. Просыпаясь, попадал в реальность, которая давила жутким похмельем.  Голова гудела. А внутри будто завелся кто-то и не давал жить: дышать не давал, спать не давал,  есть не давал. Только пить. И закусывать, слегка, чтобы кайф от водки не ломался. Эти утренние предрассветные часы он не любил больше всего на свете. Даже больше жены Зинаиды, которая пилила его, как ржавая пила, больно и тягостно. За окном муторно серело утро. Теперь у Петра Палыча все серо. Красок в его жизни поубавилось.  И сна нет. В голову разные мысли лезут. Воспоминания. И все тяжкие. Как будто в жизни ничего хорошего никогда и не было. Как светлое пятно в этом ряду вспоминалась мать. Она гладила их с Пашкой , прижимала к себе две круглые стриженные головенки,  а потом глядела укоризненно:

-Что же вы, братья?  -  В глазах любовь и печаль. Хотелось выть, по-волчьи.