Мамкино наследство

 Закрыл глаза. В доме тишина. Дом молчит. Он не любил этот дом. Хотя, нет, нельзя так. Когда получили квартиру эту с женой – радовались, как дети. Не верилось даже. Двухкомнатная – большая удача. Пусть комнатки маленькие и на кухне вдвоем не развернуться - зато свое, родное. Поначалу и жизнь наладилась. Первое время с ними жила теща, тихая  женщина.  Как добрый ангел, она незаметно обустраивала их быт, ничего не требуя взамен. После ее смерти остались вдвоем.  Не хватало, конечно, воздуха, простора, крыльца своего, на котором они с Павлушей любили сидеть вечерами. Ну, кому об этом скажешь? Засмеют. Они с Пашкой мастеровыми ребятами были. Все в руках горело. Батька погиб, когда они   малыми были, под трактор попал.  Вся мужская работа на их плечи легла. И косили, и корову подоить могли, и на огороде управлялись, без дела не сидели. Все мечтали охотниками стать. А как охотиться без ружья? Денег не было, а ружье хотелось – страсть. Утром,  рано, до школы бегали на болото за клюквой. Клюквы было! Кочки красные. Сочная, сладкая. По ведру наберут – сдадут. Одно ведро мамке на хлеб да на сахар,  а другое припрячут  да и сдадут сами. Так на ружье насобирали. На одно. Два не осилили. Ходили с Пашкой на охоту, стреляли по очереди. Добытчики, мужики.  Все мечтали мамку да Лидку  зайчатиной  накормить. Однажды напали-таки  на след зайца, гнали его по мелколесью. Жребий выпал Пашке стрелять. Он прицелился – не попал. Заяц от испуга замер, видно сердце от страха остановилось. Принесли его домой, думали – мамка обрадуется. А она как заплачет! Мамка добрая была, весь мир любила.   Жаль мамку -  долго не прожила.

У тетки стали жить. Тетка Прасковья  жалела их, а все не мамка.   Мать, как сломанное дерево, после смерти отца, так и не срослось у нее…

 Сестра уехала в Сибирь – ни слуху, ни духу. Правда, лет десять назад из Омска приезжала на годовщину смерти матери, в деревню ездили, там еще жизнь была. С тех пор  не ездил. Не хотел. За бутылкой, когда еще с Пашкой общались, все мечтали уехать в деревню, поправить дом, вести хозяйство. А потом, когда жены рассорились, вообще видеться перестали. Ну, их, этих баб. И так пилят – и так пилят. У Пашки Валентина не лучше. Нашла себе на работе нового мужа, Пашку выгнала.  Пашка кантовался в городе полгода, пару раз к Петру приходил ночевать, да Зинка косилась – косилась, а потом Пашку и выгнала. Хотел тогда Петро с ним в деревню податься, бросить все. Да не смог - не пустила. Обещал в очередной раз пить бросить, на работу устроился. Не уехал с Пашкой. А год назад Валентина сообщила, что Пашка умер от водки паленой, похоронили на кладбище свои, деревенские. Валентина не ездила. Не знала. Дом  теперь пустует.

А что такое пустой дом? Умирает медленно. Мыши – главные хозяйки.

Петр Палыч поднялся со своего дивана, тихо, чтобы не разбудить жену, спящую в соседней комнате, побрел на кухню. В крошечном коридорчике встретился со своим отражением в зеркале. На него смотрел мужик, заросший щетиной. Пригладил волосы пятерней. Лучше не стало. Глаза – щелки. Волосы седые совсем. Старик,  а всего сорок шесть. Довела. Довела до ручки, грымза проклятая. Вот же, повезло. У всех бабы как бабы.  А девкой  была ничего. Куда что подевалось?  Нет, бабы определенное зло. От них все беды. От них погибает мужик нормальный. Все им не так вечно, а что хотят, сами не знают. Дай то, не знаю что. Иди туда – не знаю куда. Это про его бабу, про его Зину сказка. Петр Палыч скорчил рожу, увидел в зеркале Зинино отражение, даже плюнул с досады.

 Два шага вперед – кухня. Открыл кран, струя воды рассыпалась мелкими брызгами о старую замызганную раковину. Налил пахнущей хлоркой воды, выпил.  Лучше не стало. Выглянул в окно. У подъезда пусто. Никого. Спят. В деревне в это время птицы поют,  коров выгоняют. Мамка вставала рано. Печку топила. Блины пекла. Блины мамкины – чудо. Кружево.

Зинка таких и во сне не видала. Попросил после свадьбы:  « Зинуль, блинов напеки!». Напекла. Взял в рот, чуть не подавился. Резиновые, безвкусные. Вкус другой, не мамкин. Она расстроилась, чуть не плачет. Жалко дурочку.

-Не плачь, говорю, разве на этом пропане-бутане спечешь блин настоящий? Настоящая еда только в печке готовится.

Она после этого все пыталась,  старые  рецепты брала. А какой там рецепт? Молоко от  Красули, яйца от Пеструшки,  мука с мельницы, батька сам молол у дядьки Ивана. А тут с магазина принесешь – все безымянное, все без души. Куры томятся в инкубаторе, солнца никогда не видали. Что они живое снесут, если не знают, что такое солнце? А молоко? Из порошка.  Я может к водке  пристрастился, что нормального молока не пью.

 Говорил ведь : «Поедем, Зинуля, в деревню!». А она: « Что я там не видала? Коровам хвосты крутить? В навозе копаться? Я ведь городская!