Мамочка из 21-го бокса

– Да погоди ты перебивать-то! – занервничал Женька. –  Слушай, дальше, что скажу. Пропали в той больнице ампулы с наркотиками. А ключи к сейфу, в котором они хранились, были у Михалыча да у главврача. Главный на Славкино место своего свояка пристроить хотел, а этого-то уволить было не за что: на дежурства ходит, со всеми почтителен, обходителен, да и по работе специалист толковый. Думал, видно, думал, да и придумал! В общем, написал он заявление тогда на Славика и в ментовку, и в прокуратуру. Если бы делу этому ход дали, потом бы парня не в одно медицинское учреждение не взяли на работу, да ещё бы и срок, поди-ка, впаяли! (Женька достал сигарету и закурил) Лёва же у нас человек обстоятельный, дотошный такой. Вызвал к себе Михалыча и понял, что дело-то тут не чисто. Стал копать. Ну, и вышел на главного. В итоге Славик сейчас и сам до верхов дослужился, а так бы пропал, как пить дать.

– А с тем что было? – интересовалась я.

– Да не знаю, что с тем. Знаю только, что с тех пор Лёва с Михалычем сдружились. Он одно время вообще часто в гости к нашим приезжал. Только после женитьбы на твоей деканше его визиты прекратились. Не любит она по гостям, важная вся такая. А Николаевна таких не терпит. Высокомерие она презирает.

По лобовому стеклу нашей бэхи стали биться крупные капли дождя. «Вот ливак-то! Глянь! – проговорил Женька. – Недолго она… Таки осени тут дождёмся!»

Я сидела и помалкивала, а Женя продолжал свой рассказ.

– Знаешь, Маш, Анка же тоже не всегда так жила. Ты бы её послушала! Ох, и намаялась она с Андрюшкой-то! Сама представь – без матери, без отца ребёнок рос. Ей и работать надо, и с ним заниматься. Да и по Таньке поначалу тосковала сильно. Кровнику единственную похоронила. Ужас! Для Андрюшки только и жила. Думаешь, почему она тебе помогает? Себя в тебе увидела! Тоже ведь билась также! Никто не помогал. То в одни ворота стучалась, то в другие. Это уж потом, когда образование получила, на подъём пошла. Работала и главным бухгалтером, и управляющим. Потом молодая какая-то в их конторе появилась, да ушлая такая! Эх, подсидела она Николаевну! Наша – женщина гордая, юлить, хитрить не будет! Да и преклоняться пред людьми не умеет, да и не позволит себе. И в тебе она такое увидела. Сердобольная же. Кстати, ту девку молодую потом уволили, а у Николаевны уже своя организация была открыта. Андрюха как раз строительный закончил, вот они по этой отрасли и пошли. Теперь фирму «Кров» знают по всему северо-западу и даже есть партнёры за рубежом. Так что нашей Анке палец в рот не клади, по локоть откусит! Она у нас прошаренная.

Я внимательно слушала Анкиного водителя и не понимала, откуда он это знает, раз сам работает у неё только несколько лет.

– Жень, неужели она тебе это сама рассказала? – поинтересовалась я у него.

– А кто же! – выпучив глаза, спросил он. – Она дама весьма открытая и откровенная. Не со всеми, правда. Хотя меня-то ей стесняться совсем не приходилось! Они с моей мамкой хорошо дружили. Она у меня в магазине работала, а та ходила туда постоянно. Мы ж с Андрюхой-то её, считай, одного возраста почти. (Он закурил снова). Немногим я его постарше. Мне было пятнадцать, когда у матери обнаружили рак. Мать мне сразу сказала, мол, Жень, так и так, надо готовиться. Я, конечно, в шоке был. А что? Она без обеда работала и выходных… Чего она там ела-то?

Женька закашлялся то ли от дыма, то ли от спазмов в горле. Всё-таки тяжело говорить о таких вещах. Он смотрел в запотевшее от дождя окно и, изредка делая затяжки, продолжал свой рассказ.

– Вот желудок и заболел. Сначала думали, что язва. Потом – раз и третья стадия уже! Николаевна и тогда договорилась, чтобы матери операцию сделали. Маме тогда полжелудка отрезали. Вроде, даже и на поправку поначалу пошла. Мы обрадовались, помню! (Женька вытер слезу) А потом всё заново: худеть начала – есть-то не могла. Рак же – это ведь голодная смерть. Я ей наготовлю всего, думаю, хоть бы уж чего-нибудь съела, а она в рот возьмёт, да и обратно всё! А боли какие были! Всю её эта болезнь поганая измотала. Скорая уж на вызовы к нам не ездила. Я позвоню, а мне: «Были уже у вас!» Так Николаевна сама научилась уколы делать – приходила к нам по три раза на дню. А потом, когда обезболивающие помогать перестали, Анка стала наркотики добывать. А они, суки, дорогие были! Та тогда в долги даже влезла! Я в грудь себя бил, мол, как смогу, всё отработаю. А она меня по голове гладила и говорила: «Не надо, Женечка, не надо. Кто вам кроме меня ещё поможет!» А ведь просто знакомая была! У меня у мамки брат есть, так даже на похороны не приехал! А тут – чужая, считай, баба! Чужая! И помогла! А как мать похоронили, Анка меня к себе забрала. Так с Андрюхой и росли мы вместе. Ты не смотри, что я водителем работаю. Не думай, что не образованный. У меня тоже вышка есть. Только Анка меня никуда от себя не отпускает. Тревожиться сильно, да и я уж привык, когда она рядом.