Мамонт

Нередко возле нас останавливались прохожие мужики – и знакомые, и чужие. Все смотрели на наши забавы одобрительно и завидовали на «Муравья». Один мужик рассказал – сложил хорошую печь, а кирпич на велосипеде тягал, другой – садовый домик из такого же материала возвёл, но ему легше было, у него мотоцикл с коляской. С обеда к нам присоединился отец, на заводе за ним числились три отгула, и он решил их использовать. За неделю неспешного труда мы прошли лопатами и ломами почти весь холм. Освобождая от мусора и земли очередную кирпичную гряду, вывернули большой ком засохшей глины. На его поверхности я не увидел ни одной трещины, такую глину используют и скульпторы, и народные мастера. Но приподнять ком и завалить его в кузов мотороллера мне оказалось тяжеловато. Тесть предложил разбить ком на части – и врезал по нему ломиком. Глина расселась – и обнаружился чугунок литра на четыре, покрытый чугунной же сковородкой. Подошёл отец и сбил молотком приржавевшую сковородку. В глаза сверкнуло, чугунок доверху был наполнен николаевскими пятёрками и монетами размера чуть большего, достоинством в семь с половиною рублей – «полуимпериалами». Не червонцами, а именно почему-то вот такими. Мы поставили его в кузов, погрузили остатнюю сотню кирпичей, и я тихим ходом подался к дому. Отец и тесть шли сзади с лопатами и ломами. А навстречу нам ехали два самосвала и экскаватор. Тут дорогу нам – стой, рабяты! – преградил мужик в спецовке и кирзачах, изрядно заляпанных смолой: с крыши новостройки летели картонные бочки со смолой, я насчитал пять штук. Рубероид на горячую смолу клали, объяснил работяга, а эти вот, со смолой, лишние остались, хоть закапывай! Прораб лается – чтоб духу их не было, они уж списаны! Из подъезда вышли ещё четверо работяг, таща на арматуринах печь для плавки смолы – как видно, ещёгорячую.А эту куда? Да тоже закапывать, тоскливо молвил мужик. Ба, спохватился я, нам же на фундамент смола нужна – для гидроизоляции! За печку литр, и за смолу литр – ия назвал адрес. Через часок, в две ходки мужики всё исполнили. И предложили с большим сомнением: а корыто железное, раствор мешать, и четыре скобы к нему приварены – для удобства перемещения… тоже литр? Ответ мой был положительный, четверо отправились за корытом, а пятый уселся на скамейке – и ему я сразу вынес просимое в матерчатой сумке, приложив хлеба, консервов и кусок копчёной свинины. Мужики припёрли корыто, весьма массивное, толстого железа. Не украли, чай? Не, так валялось, там бетономешалка щас…А на цемент, вот, мужики, выходы есть у вас? Имеютца! Тот же прораб, сука, списал цементу тонн пятьдесят –для начальников, и они пользуются бесплатно. Цементу немерено лежит, кладовщик деньгам-то рад будет…

Слишком далеко вперёд заглядывать мы не стали, пока что нам, кроме цемента, требовались строительный песок, рубероид и какая-никакая арматура в фундамент – траншею под который надо было ещё и выкопать. Кирпича на фундамент и даже на часть стены полуподвального этажа хватало. До зимы этот полуэтаж хотелось бы возвести и перекрыть. Часть его, под будущей кухней, я отводил матери под кладовку, остальное пространство – под свою мастерскую. О бетонных плитах для перекрытий невозможно было даже мечтать, оставалось класть дерево. Раздобывание дерева, да и какого именно, и где, заботу эту мы оставили «на потом».

Мы сидели втроём у распахнутых Мамонтовых ворот и поглядывали на кирпич, ровно сложенный на лужайке перед отцовским домиком и почти закрывавший его фасад.

– Первая мировая, революция, – говорил задумчиво тесть, – гражданская война…Януарий Нефёдович, конечно, много людей от смерти спас… Ну, они ему – кто кольцо обручальное за буханку хлеба, кто картинную галерею из личного поместья за пятнадцать пудов муки… А после – загон в колхозы, озеро Хасан, Халхин-Гол, война КВЖД, испанская, финская, Отечественная, японская, корейская… А сорок шестой и сорок седьмой – страшно голодные годы у нас были…

– Насчёт картин дело известное, – сказал я, – они в потолочном перекрытии все сложены, над холодной прихожей – её Мамонт сенями называл. Потолок-то там ниже, чем везде. А бумажные репродукции в богатых рамах, которые по всем комнатам развешаны, это фальша: под бумажками-то живопись девятнадцатого века. А железяки в сарае видели? Два неподъёмных короба – в углу, около верстака?Втулки, валики… С виду, вроде бы, нержавейка, но это платина, магнит её не берёт, я проверял. Было время, платину не знали, куда девать – и лет десяток использовали в швейных машинках «Зингер». А дед Януарий, как известно, после нэпа механиком трудился – на швейной фабрике, и ему ничего не стоило платину на сталь заменить: дал заказ от фабрики на завод, в токарный цех – и все дела. Только вот мне теперь забота:и в банк не сдашь, и ювелир, сокурсник по институту – всего лишь бедный художник…А деньжищи огромные…Закопать на огороде, что ли, до времени…

– И правильно! – заметил мне тесть. – Деньги – это бумага, и умные люди всегда меняли её на драгметалл.