Мамусик против Ордена Королевской кобры

— А твой пропуск… да, я помню, аккредитация… позволит тебе пройти на кухню Константиновского?

— Без понятия, надо глянуть.

Пантера, аккуратно ступая худыми ступнями между мусорными кучками на полу, дошла до подоконника, где в общей горе всякого барахла валялась наглаженная мной одежда, и из-под «Руководства усердной хозяйки» вытащила сине-белый бейдж — на красной ленте, с крупными буквами «ПМЭФ», корабликом Адмиралтейства и ее цветной фотографией в ужасных дредах.

— «Уровень доступа: серебряный», — прочитала она. — Что бы это значило?

— На месте выясним, — решительно сказала я. — Главное, что хоть какой-то пропуск у тебя есть. Теперь следующий вопрос: готова ли ты, милочка, пожертвовать своими принципами ради моего сыночка?

— В каком смысле?

— У меня, Катерина, родился такой план, — я доверительно понизила голос. — Мы с тобой идем на кухню Константиновского. Якобы чтобы поучаствовать в подготовке торжественного обеда. А на самом деле — чтобы заснять на телефон, как Кобры подсыпают отраву в еду. Снимать будешь ты. Сумеешь?

— Не вопрос. Это любой идиот с разумом слизняка сможет. — Пантера небрежно махнула тоненькой ручкой. Я предпочла промолчать. — Но Главный Магистр приглашал только вас. Что он скажет, если вы приведете еще и меня?

— А мы притворимся, что незнакомы. Я буду сама по себе. А ты сделаешь вид, что случайно заметила в залах дворца Черного Пса, вновь воспылала к нему страстной любовью и хочешь вернуть его любой ценой, пусть даже для этого придется ползать перед ним на коленях и мыть за ним посуду. Что тебе, видимо, и придется делать, пока я купаюсь в лучах обожания Главного Магистра.

Пантера снова ухмыльнулась, сверкнув пирсингом в ноздре.

— Ну-ну. Окей, попробуем блефануть. А причем здесь мои принципы?

— Как же, — сказала я. — Ты же, милочка, ненавидишь воду, моющие средства и вообще все, что относится к чистоте и гигиене… Поэтому я тебе, собственно, и принесла «Руководство»… А на кухне ведь придется оттирать грязные тарелки!

— Позвольте, тетя Люба, я вам кое-что покажу. — Вместо ответа Пантера вывела меня из замусоренной комнаты в прихожую и включила свет. Я ахнула. Батюшки-светы! — Если я ради свидания с вашим Степой в тюрьме даже пол в коридоре вымыла, да со стиральным порошком, выполнила ваше фантастическое условие — неужели с какими-то тарелками не справлюсь?

Глава 23

Однажды мы с Глафирой поехали в Стрельну за упаковками из-под яиц. Знаете, такими ячеистыми, из серого пористого картона. Одна подружка по большому секрету рассказала мне, что какая-то знакомая ее знакомых, уволенная с местной птицефабрики, по символической цене отдает две сотни упаковок, которые она, уходя с предприятия, прихватила в знак протеста против произвола администрации.

Вы спросите, зачем мне эти картонки? Вот сразу видно, что вы не советский дачник! На шести сотках упаковкам из-под яиц найдется шесть сотен применений. Ну, например, выложить дорожки между грядками. Или высадить в ячейки рассаду, а потом прикопать их в огороде, корни прорастут сквозь картон. При наличии хотя бы минимальной фантазии можно соорудить из лотков упругие пуфы или абажуры для светильников. Картошка, помидоры, лук — урожай отлично себя чувствует в отдельных ячейках и долго остается свежим. Лично я в одной из упаковок храню для будущих внуков цветные мелки, коих осталось великое множество с тех пор, когда Степочка был маленьким.

Но в данном случае яичные картонки нужны мне были для другого. Я собиралась обшить ими гостевую комнату — а что, великолепное утепление и звукоизоляция!

Перевезти бы упаковки на «Ниве»; но Степочка, как назло, тогда приболел, посему я взяла в охапку вяло протестовавшую Глафиру, которая совсем не хотела участвовать в добывании яичных лотков, и на электричке мы отправились в Стрельну.

Экспедиция наша тогда закончилась неудачей; на почти бесплатные картонки налетели противные тетки со всех концов Петербурга и Ленинградской области, а одна не поленилась притащиться аж из Псковской области; приехали мы с Глафирой на улицу Коммуны к шапочному разбору. Уволенная работница птицефабрики только руками развела и предложила вместо лотков взять по дешевке четыре двадцатипятикилограммовых мешка куриного корма; но им же комнату не утеплишь!

Ушли мы раздосадованные — ненавижу проигрывать; я злилась на противных теток, явно бывших участниц Олимпийских игр по забегам на длинные дистанции с барьерами; злилась на растяпу-работницу, стащившую так мало упаковок; злилась на Степочкиных коллег, заразивших его гриппом; и уж конечно, злилась на Глафиру, задержавшую меня своими бесконечными сборами. То шарф к юбке не подходит, то шпилек для прически не хватает, то еще какая-нибудь ерунда.

В общем, тогда погрузились мы с ней, мрачные, в электричку, и только я открыла рот, чтобы высказать ей все, что я думаю о ее копошении и бессмысленной возне, как лицо сестры озарилось, она театрально простерла руку к окну, задев при этом какую-то безвинную старушку, и принялась декламировать возвышенным тоном, который я терпеть не могу:

— Ты безмолвно, затихшее море,