Мамусик против Ордена Королевской кобры

Избавившись от ноши, Пантера сделала жалкую попытку показаться гостеприимной хозяйкой и предложила мне заваренную кипятком китайскую лапшу и пластиковую вилку к ней. Лапша пахла остро, греховно-соблазнительно, какими-то химическими приправами (небось у Главного Магистра сердечный приступ тут же и случился бы, сунь он в эту коробочку свой чувствительный нос), но выглядела противно, к тому же меня слегка подташнивало после десятка трюфелей. Я отказалась, приняв оскорбленный вид, словно королева, которой предложили угоститься старой портянкой, сваренной в бульоне из гусениц. Пантера пожала плечами, сама взяла эту вредную пародию на макароны, уселась по-турецки на свой матрас и принялась активно наматывать лапшу на гнущиеся зубцы.

— Как у вас прошло с Черным Псом? — между делом поинтересовалась она, прямо ртом выхлебывая химический бульон из коробочки. — Не скинул он вас в ремонтную яму? А то он парняга отчаянный, церемониться не будет. Я к вам заходила вчера, узнать, как делишки, но не застала.

— Не скинул, не скинул, мы с ним теперь лучшие друзья, с твоим Черным Псом, — отозвалась я, разглядывая ее гитару, разрисованную розовыми черепушками и угольными розами. — Встречаемся с ним сегодня вечером. Собственно, по этому поводу я к тебе и пришла…

— Подождите-ка, а что это там у вас выглядывает из выреза на груди? — прервала меня Пантера, отложила в сторону свою пластмассовую еду и живо вскочила с матраса.

— Ничего! — Я попыталась спрятаться за ударной установкой, но Пантера оказалась проворнее.

Она преградила мне путь к отступлению, всмотрелась в красную припухшую кожу и воскликнула:

— Как же ничего, если я и за тысячу миль узнаю татуху! А ну-ка покажите!

Я тяжело вздохнула и оттянула кофточку.

— Вау, — с уважением сказала девица. — Сильно. Совсем как у Псины. Теперь верю, что вы с ним закорешились. Давайте подробности.

Рассказ мой о событиях последних двух дней вызвал в аудитории, вернувшейся на матрас к своей лапше, нездоровый смех и неприятные ухмылки. Если Володя просто не стал меня слушать, а Яков Матвеевич благоговейно ловил каждый звук, вылетавший из моих ярко-малиновых губ, словно имел дело с хором ангелов, то здесь я получила пусть и внимательного, но весьма иронично настроенного слушателя. Пантера то и дело отвешивала едкие комментарии вроде «Вы хотите сказать, что байкеры сами захотели есть сосиски из ваших рук, как ручные зверьки?», а также «Ну да, ну да, и Главный Магистр втюрился в вас, как глупый мальчишка». И потом, особенно насмешливо:

— В жизни не поверю, что вы на вкус угадали все специи и вот прям ни разу никуда не подглядели!

Ах да, если вы решили, что я этой девице выложу, как на исповеди, что я протерла ресницами щелочку в повязке, то вы меня плохо знаете. Конечно же, я приписала себе превосходное знание специй, чтобы Пантера устыдилась, как бездарно она проживает жизнь и что перед ней стоит Учитель, Наставник, с которого следует брать пример.

— Нет, ну как тебе не стыдно такое подумать, Катерина! Конечно, я никуда не подглядывала! — бурно возмутилась я. — Я что, похожа на обманщицу?

Пантера лениво бросила прямо на пол пустую коробочку из-под лапши и кивнула:

— Еще как.

— Что?! — вознегодовала я.

— Да бросьте, вы и сами знаете, что на конкурсе проныр всех времен вы бы заняли первое место, обойдя Жоржа Милославского, «быков» с Уолл-стрит и «Милли Ванилли».

— Кого? — ошеломленно переспросила я.

— «Милли Ванилли», — повторила Пантера. — Знаменитый немецкий дуэт конца восьмидесятых. Когда эти баварские кренделя продали четырнадцать миллионов пластинок и даже получили «Грэмми», случайно выяснилось, что они вообще не умеют петь. Песни за них записывали «музыкальные негры». «Грэмми» парням пришлось сдать обратно, хоть и не хотелось. Короче, им бы у вас, тетя Люба, поучиться вранью.

Никто не смел так разговаривать с Любовью Васильевной Суматошкиной: заслуженным учителем, человеком кристальной честности и порядочности высшей пробы, образцом материнства, будущим автором «Энциклопедии мудрости»!

Да, наедине с собой я могла признать, что овладела искусством лжи в совершенстве. Более того, даже гордилась этим. Но чтобы какая-то девица, в дредах, пирсинге и татуировке, мне указывала!

Ладно. Придется стерпеть. Потом с ней поквитаюсь. Вызову к ней санитарную инспекцию, например.

— Вот что, милочка, — сказала я. — Оставим взаимные подколки. Давай по-деловому. Ты все еще хочешь помочь Степочке?

— Ёлки, что вы спрашиваете? Ясень пень, хочу.

Я немного удивилась, как в наш разговор в очередной раз влезли еловые пни, но подумала, что, может, Пантера — дочка новгородского лесника, и продолжила:

— Ты и правда будешь выступать перед президентами, Катерина?

— Ага. Сказала же — жду-не дождусь суперсейшна. Я, в отличие от вас, вру редко. Не люблю я это дело. Вранье унижает меня как личность.

— Глупенькая ты еще совсем, ничего-то в жизни не понимаешь, — вздохнула я с высоты прожитых лет. — Ладно, лучше скажи: тебе выдали пропуск в Константиновский?

— Не пропуск, а аккредитацию, — поправила меня Пантера. — Энд йес, выдали.