Мамы-мафия: противоположности разъезжаются (ЛП)

Мишка? Я удивлённо посмотрела на Эмили. И действительно, у неё на коленях сидел плюшевый медвежонок.

– У него нет имени, – сказала она. – Но имя ему нужно. – Она повернулась к Юлиусу. – Как зовут твоего медведя, если он у тебя есть?

– Его зовут Медведь, – ответил Юлиус, заметно удивлённый тем, что Эмили вообще с ним заговорила и к тому же так дружелюбно.

– А твоего, Нелли?

– Осёл, – ответила Нелли. – Потому что у меня не медведь, а осёл. Но в твоём возрасте у меня тоже был медведь. Но я уже не помню, как его звали.

– «Я глупый медведь, и никто меня не любит», – сказала я. С именами животных в нашей семье было не очень.

– Как вам нравится «Эмиль»? – спросила Эмили.

«Эмиль» всем понравилось.

– У Констанцы, когда она была маленькая, был тюлень, – сказала моя мать. – Она вечно тёрла свои ласты об тюленью морду и при этом сосала палец. Через некоторое время тюлень стал совершенно грязным, кругом одни бактерии. Неприятное зрелище, действительно неприятное.

Ну вот, началось. Удивительно, но я приняла это с гораздо большим самообладанием, чем я думала. Наверное, из-за узелка в груди. Такой узелок заставляет человека даже самые неловкие ситуации переносить стоически, потому что в голове крутится одна мысль: «Да ладно, бывает и хуже».

– Она обожала эту уродливую игрушку, – сказал отец. – Всё время таскала её с собой и целовала. И когда однажды её младший брат бросил зверюгу в навозную яму, она полезла за ней и вытащила её оттуда.

– Ах, как мило, – сказала Полли.

– Какое там мило! – ответила моя мать. – Ребёнок ещё долгое время пах навозом. Особенно в дождь.

– В школе никто не хотел рядом с ней сидеть, – добавил отец.

Да ладно, бывает и хуже.

Я искоса посмотрела на Антона, надеясь, что он не будет расспрашивать моих родителей о моих успехах певицы, спасательницы и шахматистки. Но, очевидно, ему было достаточно той информации, которую оглашали сейчас мои родители. Он поднял свой бокал и чокнулся со мной.

На этом тема навозной ямы была исчерпана.

– И как звали твоего тюленя? – поинтересовалась Эмили.

Я ответила, что уже не помню.

– Его звали Вонючка, – ответил мой отец.

Антон под столом взял меня за руку.

– Так его назвал её брат, – сказала мать. – Он на три года моложе Констанцы, но научился кататься на велосипеде на полгода раньше неё. У неё во всём была задержка в развитии.

Антон сжал мою руку под столом.

– Кроме рождения детей, – сказал отец. – Тут наш сын, к сожалению, отстаёт.

– Но других причин жаловаться на него у нас нет, – сказала моя мать, садясь на своего любимого конька: она обожала говорить о моём брате. В иерархии любимых тем он опережал больную ногу тёти Герти и погоду. Пожатие Антона стало сильнее. К сожалению, мне пришлось выпустить его руку, когда принесли суп.

Во время двух последующих перемен блюд моя мать рассказывала Антону, Полли и Рудольфу, какой замечательный человек мой брат. Отец иногда перебивал её, когда она забывала рассказать о чём-нибудь особенно замечательном из того, что мой брат сделал, мог сделать или сделал бы в будущем.

Поскольку я знала о моём замечательном брате всё, то я в это время общалась с детьми и медвежонком Эмилем.

– А ты знаком с медвежонком Валентины? – спросила я Эмиля.

– Да, он знаком, – ответила Эмма. – Валентина приносила его в школу во время дня игрушек. И он совсем не такой противный, как рассказывала София, он просто старый.

– И вы собираетесь как-нибудь встретиться после школы, ты и Валентина?

Эмили покачала головой.

– Не получится. Валентине после школы приходится идти к Софии домой.

– То есть она подруга Софии?

– Нет, совсем нет. Но Валентинина мать убирается у Софии дома.

– Вот оно что.

– Бедняга, верно? – Эмили начала кормить медвежонка супом. Почему она сегодня такая милая? Со своим медведем и с нами. Где её мрачный взгляд и язвительные замечания? Я слегка забеспокоилась. Может, она дожидалась удобного момента, чтобы плеснуть майонеза в еду Юлиуса?

Во время горячего блюда произошла решительная смена темы разговора: от великолепия моего брата к рождеству в общем и в частности. С общим мы покончили быстро: все придерживались мнения, что оно слишком быстро приближается. В частности речь зашла о том, кто и где собирается проводить рождество в этом году.

– Мы в середине декабря на шесть недель улизнём на Канары, – сказал Рудольф.

– Эмили на каникулах улетит, вероятнее всего, к матери и сестре в Лондон, – сказал Антон. – Или Молли прилетит сюда. Или же Джейн возьмёт обоих детей на лыжный курорт в Швейцарии, если ей дадут отпуск.

Ага. На рождество, значит, всё может ещё усложниться. С дочерью номер два. Очень мило, что он меня предупредил заранее.

До сих пор я о рождестве ещё не думала. Я не замечала дедов-морозов и ёлочные игрушки в магазинах. Но в глубине души я надеялась, что Антон будет праздновать рождество с нами. По возможности без Эмили.

– Вы наверняка поедете к твоим родителям на Пеллворм, – сказал Антон.

Да, он бы был не против.