– Да что ты такое говоришь! – Он прижал ее к себе еще крепче. – Я тоже тогда… отличился. И ты прости меня, пожалуйста. Я просто тогда ужасно устал. И не следовало мне приезжать. Но я…
– Тш-ш-ш… Не надо… – выдохнула ему на ухо. А потом отстранилась. – Давай посидим где-нибудь, а? Поужинаем, поговорим? Я так… – она осеклась. Но несказанное «соскучилась» всё равно будто бы прозвучало.
Ник улыбнулся немного растерянно и радостно одновременно.
– Пойдём. Тут недалеко есть пиццерия. Ничего особенного, но не отравят точно.
Крупная рука в черной кожаной перчатке уверенно обхватывает изящную ярко-синюю ладошку.
Глава десятая,
в которой говорится о настоящей мужской дружбе и о пользе, которую она приносит
Они заняли удобный столик в укромном уголке.
Люба есть не особенно хотела, но всё равно заказала себе маленькую пиццу, просто чтобы Нику не было неловко: он-то отсутствием аппетита традиционно не страдал. А ей вместо того, чтобы есть самой, почему-то хотелось смотреть, как ест он. Странное желание какое-то, абсурдное. Неприлично это – смотреть, как человек ест. Но хотелось.
А потом, когда они уже пили кофе, Люба попросила:
– Ник, расскажи, что за эмоциональная женщина, с которой ты разговаривал?
– Я же сказал, это мать мальчика, которого я сегодня ночью оперировал.
– Вот и расскажи мне, почему она плакала у тебя на груди.
– Ну, если тебе это интересно…
– Очень.
На лице Ника отразилось явное изумление, но комментировать он не стал, вместо этого послушно пересказал трагическую историю семьи Луцык.
Его рассказ Любу впечатлил. Особенно та часть, что касалась Глеба Николаевича.
– Господи, ужас какой. Несправедливо она его обвиняла. Я понимаю, что горе у человека. Но назвать твоего отца убийцей… – Люба покачала головой. – Кошмар.
– И тем не менее. – Ник пожал плечами. Пригубил горячий кофе. Поставил чашечку на стол. – У каждого врача есть своё персональное кладбище. И у моего отца в том числе.
– А у тебя?
– Пока нет. Но оно обязательно будет. Иначе не может быть. А я пока морально готовлюсь… к его открытию.
Люба не знала, что на это сказать. На эти страшные, если вдуматься, слова, произнесённые ровным тоном. Просто не знала. И поэтому…
– Ник, как ты думаешь… – Она придвинулась к нему совсем близко. – Если я тебя поцелую, нас отсюда выгонят?
– А ты поцелуй. А я попробую отбиться от охраны. Не зря же я восемь лет вольной борьбой занимался…
Наверное, на них снова пялились. Но ей, как и ему – плевать. Нет, она не позволила себе целовать его так, как хотелось. Просто нежные касания – в уголки губ, в верхнюю, в нижнюю. Сносило крышу от другого. Он пробрался под манжету блузки и гладил запястье то размеренными круговыми движениями, то плотно потирая место, где бился пульс. Ровно такими же движениями, которыми он гладил ее совсем в другом месте.
Отстраняться пришлось резко, на клочках, остатках приличного воспитания хорошей девочки. Но руку ее Ник так и не выпустил, крепко перехватил запястье.
– Любаш… У меня есть вариант… как мне реабилитироваться за свой прошлый провал.
– Тебе не за что реабилитироваться!
– Есть за что. В общем, у меня есть друг с квартирой. Если ты не против, то я…
Люба слегка покраснела. Хотя… Чего уже стесняться?
– Не против.
– Я переговорю с ним и тебе позвоню, хорошо?
– Ладно. Пойдём? Поздно уже.
– Пойдём.
– Проводишь меня домой?
– Люба! – Он сказал это как-то даже не то чтобы серьёзно – строго. – Я, конечно, Звероящер, но немного… прирученный. Что ты обо мне так думаешь, будто я совсем… хам какой-то невоспитанный? Конечно, провожу. Это даже не обсуждается.
– Ну, тогда пошли.
В квартиру Ник отказался заходить. Зато был поцелуй прямо у двери, в темноте подъезда – страстный, горячий, так, как они не позволили себе в кафе. И было совершенно невозможно оторваться от его губ. Невозможно. Пока подлый Звероящер не нажал вдруг на кнопку звонка. Вывернулся из ее рук, чмокнул в лоб, шепнул: «Так и до секса в подъезде недалеко! Я позвоню. Пока». И был таков – лишь быстрые шаги по лестнице.
Люба едва успела перевести дыхание, прежде чем открылась дверь. Ей показалось, что отец что-то отметил странное, но никак не прокомментировал. А ведь раньше она себе такого не позволяла. Таким приключениям место в жизни школьницы-старшеклассницы. Ну, в крайнем случае – студентки. А она – взрослая работающая женщина! Люба усмехнулась. С Ником она почему-то чувствовала себя действительно чуть ли не школьницей. Девчонкой. Лет шестнадцати. Видимо, побочный эффект от того, что она вляпалась в сексуальные отношения с другом детства. И время будто пошло вспять.
Николай набрал номер друга.
– Денис Валентинович, приветствую.
– И вам не кашлять, Николай Глебович, – пробасил в трубку Дэн Батюшко.
– Как дела? Как клиентура?
– Сплошные приятности перед глазами, и денежный дождь в карманы. И так с утра до вечера.
Ник усмехнулся. Дэн в своём неизменном репертуаре.
– Ну, а если серьёзно?
– Да как обычно – без потрясений и бурь. Ты как? Всё детей потрошишь?