Мандаринка на Новый год

Их разговор прерывает телефонный звонок. Мама откладывает на блюдце только что надкушенное лимонное печенье, вытирает пальцы о салфетку, смотрит на экран телефона и удивлённо вскидывает бровь.

– Юля звонит. Она же в командировке… – А затем уже в телефон: – Юлечка Юрьевна, чего тебе не сидится спокойно в городе белых ночей?

А потом Вера Владимировна молчит, хмурится, слушая далёкую собеседницу.

– Так, ты, мать, главное, успокойся! Глеб же сказал… Да, я понимаю, но ты успокойся! Хорошо. Ладно. Да, прямо сейчас. Обещаю! Как только – сразу перезвоню. Всё, давай, выпей чего-нибудь. Не знаю чего! От нервов! До связи.

– Мама, что случилось?

Мать какое-то время смотрит на нее, словно раздумывая, стоит ли отвечать. А потом, осторожно подбирая слова:

– Коля… на мотоцикле… в аварию попал.

– Что с ним?..

– Юля звонила – она сейчас в командировке, форум у них какой-то банковский в Санкт-Петербурге. Она… совсем не в себе, паникует и бьётся в истерике. Сказала, что Глеб утверждает, что ничего страшного. Он как раз дежурит сегодня, Коля у него. Но ты же знаешь Глеба Николаевича: для него не в коме – уже в порядке. А Юля там просто с ума сходит, мужу уже не верит. Просила меня съездить и удостовериться самолично…

– Я с тобой!

– Конечно. Поехали.

* * *

Они добирались до больницы на машине около часа. За это время Люба себя даже не накрутила. Она была, наверное, примерно в том же состоянии, как другая женщина, где-то там, в северной столице. Люба сидела, неосознанно сцепив добела руки на коленях и глядя пустым взглядом на машины за окном. Как? Что случилось? И, самое главное, что сейчас с ним? Не думать! Не представлять! Она попыталась переключиться на хоть на что-нибудь другое, и вдруг ее обжигает воспоминание: зелёный шлем, падающий из рук на асфальт с сухим звуком. Плохая примета? Да, чертовски плохая, ужасная примета, приносящая несчастье! Это Люба во всем виновата!

Вот и больница.

Она пронеслась по коридорам смерчем, ураганом, тайфуном. Мать еще на улице парковала машину, а Люба уже пролетела мимо охраны. «Мне разрешили пройти! Меня ждут! Где травмотделение?!» Смелость города берет. Смелость, помноженная на отчаяние, на удивление быстро довела ее до двери с табличкой «Самойлов Глеб Николаевич. Заведующий отделением». Она толкнула ее без стука и вошла. И замерла В кабинете на стук распахнувшейся двери к ней повернулись два человека. Отец и сын.

Глеб Николаевич в синем хирургическом костюме. Широкие штаны, короткие рукава. Огромные ручищи. Он указательным пальцем сдвигает узкие очки в тонкой оправе на кончик носа.

– Любочка, ты, что ли?

Но она неотрывно смотрит на Ника.

Колька сидит на диване. Отец стоит перед ним. Люба сначала выдыхает – Ник жив! Сидит тут, а не лежит где-то в реанимации, непонятно в каком состоянии! А потом лишь замечает детали. У него гипс – ниже колена левая штанина джинсов обрезана, и нога вся в белом. Левый локоть тоже забинтован, но уже без гипса. На скуле и подбородке кровоподтёки. Выглядит в целом потрёпанным. Живым, но потрёпанным.

Зафиксировав все эти детали, ее мозг уходит на перезагрузку. Люба сползает по стенке в первом в жизни обмороке.

* * *

Низкий мужской голос звучит бодро и сопровождается лёгкими шлепками по щекам:

– Ну что за глупости, девочка.

Люба открывает глаза. Что случилось? Где она?

– Вот, умничка, пришла в себя. На-ка, выпей.

К губам подносят пластиковый стаканчик, из него пахнет резко, крепким спиртным, Люба морщится.

– Ты мне тут нос не морщи, а пей лучше. – Голос Глеба Николаевича звучит чуть строже. – Я плохого не посоветую. Опять же, семилетний «Наири» – вещь. Пей, кому говорю! Давай помогу.

Могучие ручищи легко, как пушинку, поднимают ее под спину и придают Любе сидячее положение.

– Держи. – Любе в руку суют всё тот же стаканчик. – Держишь? А теперь пей. Вот, теперь молодец, теперь хвалю. Что это ты удумала: у меня в кабинете в обморок хлопаться? Вот что я скажу тебе, Верочка, – Глеб Николаевич оборачивается к Любиной маме, которая встревоженно стоит рядом с ним. – Это все соловьёвские гены. Тот тоже норовил по любому пустяку в обморок грохаться.

– Не наговаривай на моего мужа, Глеб, – немного нервно усмехается Вера Владимировна. – Такое было с ним всего один раз. И у него был повод!

– Ну, может, и был, – невозмутимо соглашается Глеб Николаевич. – Если бы у меня три девки зараз родились – я бы, наверное, кинулся верёвку и мыло искать. Что же вы, дети, как сговорились, а? – Это обратился к сидящим на разных концах дивана Нику и Любе. – Одна в обмороки падает, другой супермена изображает: летает по воздуху и автобусные остановки крушит.

– Ужас! – выдыхает Вера Владимировна. – Вот Стас периодически начинает жаловаться, что я ему сына так и не родила. Расскажу ему, что мальчишки вытворяют! Ох, Коля, Коля… Что ж ты делаешь-то? Зачем так гонять? А мать там теперь с ума сходит.