Мандаринка на Новый год

– Есть. Я готов. В материальном плане уверен – справимся. А насчёт всего остального – это решать тебе.

– Почему? – Ей кажется, она сейчас просто лопнет от его спокойной упёртости.

– Потому что. – Ник вздыхает и пресекает ее попытки вывернуться. – Так несправедливо устроен этот мир, Любава. Потому что именно в твоем теле зародится новая жизнь. Именно твой организм будет давать всё необходимое, чтобы он, ребёнок, рос. Именно твоему телу придётся подстраиваться, чтобы выполнить эту функцию. Внутри тебя вырастет новая жизнь. Ты… ты очень сильно изменишься на целых девять месяцев, ты же это понимаешь? Чтобы потом выпустить малыша наружу – а это очень трудно и больно, я видел. Да и потом будет не проще. Именно ты будешь кормить ребёнка грудью, не высыпаться первое время, вставать к нему по ночам. Это работа нужная, но очень непростая. Ты сама должна решить, когда ты к ней будешь готова.

Люба молчит долго. Потом вздыхает.

– Вот что ты за человек, Самойлов… Вечно своими подробностями всё портишь. Что за привычка вываливать правду-матку во всех случаях?..

– Ты же знаешь, я прагматик.

– Ты звероящер!

– И это тоже.

– А что, ты вот не собираешься мне помогать? С ребёнком?

– Каким образом?

– Ну… ты тоже можешь вставать к нему ночью.

– Зачем? Если ребёнок кушать хочет, чем я ему могу помочь?

– А гулять? Гулять-то ты с ним можешь? – Почему-то картина Ника с коляской вызывает острое чувство увидеть это в реальности!

– Могу. Любава… Я буду делать всё, что положено. И что смогу. Но этого всё равно будет мало по сравнению с тем, что придётся делать тебе. Это не я придумал. Такова физиология репродукции человека.

– Иди ты к чёрту со своей физиологией! И ты меня не напугал. Я всё равно хочу ребёнка.

– Хорошо.

И она вдруг оказывается уже под ним. Под его губами, руками.

– Ты же устал? И говорил про завтра!

– Я извращенец. Разговоры про детей меня возбуждают.

– Точно, извращенец. – Она легко и счастливо смеётся, запрокидывая голову, подставляя ему шею для поцелуев. Впрочем, и Люба сама такая же. Заводится быстро, прижимается к нему нетерпеливо, шепчет жарко: – Ну, давай уже…

А Ник слегка отстраняется.

– Любава, ты знаешь без чего не делается ни одно важное дело?

– Без чего?

– Ну, подумай…

А ей и думать не надо – понимает сразу. Трётся кончиком носа о его нос.

– Я люблю тебя.

– Я люблю тебя. – Он отвечает ей тем же самым жестом. – Всё, теперь можно начинать. Ну, что, девочку делаем?

– А что, мальчики и девочки по-разному делаются? – Люба не может сдержать улыбку. И вообще – состояние счастья в организме просто зашкаливает.

– Конечно.

– Откуда ты знаешь? У тебя был практический опыт?

– Нет. Это интуитивное знание. Ну что, девочка?

– Девочка. Маленькая наследница-принцесса.

– Ладно, – он замирает ненадолго. – Всё, я настроился на девочку. Можно приступать.

* * *

Ник шевельнулся первым. Они утомлены и расслаблены.

– О-о-ох… Как-то надо собраться и доползти до душа. Ты меня вымотала, женщина.

– Угу. Самки звероящеров очень страстные. Скажи спасибо, что не пожирают самцов, как некоторые представители фауны.

– Спасибо. Ладно, – выдохнул он. – Я в душ.

– Нет! Я первая.

– Ага, как же. Никакого душа до утра. Лежи и беременей.

– Чего?

– Того. Что я – зря старался? Лежи, женщина, и делом занимайся. Выполняй свою часть работы.

– Ты это специально придумал, чтобы первому в душ пойти, признайся!

– Ничего подобного. Если ты встанешь, начнёт вытекать то, что должно остаться внутри.

– Коля!

– Ну, факт же.

– Ты невозможный тип, – простонала она в подушку.

– Уж какой есть, – невозмутимо ответил он. – Всё, я в душ.

* * *

– Ник… ты поел?

– Угу. Спасибо. Очень вкусно.

– Тогда смотри… – На кухонный стол кладётся бумажная салфетка, на которой лежит тонкая полоска ламинированного картона.

– Ого… Это значит… А ты перепроверяла?

На салфетку кладутся еще две тонких полоски – с теми же двумя поперечными линиями.

– Дважды.

– Ух ты… Значит, мы забеременели в первый же цикл, да? Круто.

– Круто и всё?

– Ну… Я рад. Правда. Очень рад. Мы же этого хотели.

– Что-то не очень заметно, что ты рад.

– Люб… ну ты же знаешь… У меня с выражением мыслей не очень. Не умею я.

– Всё ты умеешь. Когда хочешь. – И она неожиданно поворачивается, спиной к нему, лицом к окну.

Ник задумчиво смотрит на замершую фигурку в угасающем свете заката. Видимое напряжение в спине, шее, плечах, руках, демонстративно засунутых в карманы джинсов. Не дала ему и минуты на то, чтобы осознать. Невозможная. Нетерпеливая. Любимая.

Поднимается с места, обходит Любу, встаёт перед ней. Она упорно продолжает смотреть мимо него в окно. Да и пусть смотрит.

И он опускается на колени. Расстёгивает пуговицу, молнию на ее джинсах. Приподнимает трикотажную кофточку. И прижимается губами к плоскому животу. Там, в том месте, где под кожей находится небольшой, с ее кулак размером, орган, в котором сейчас происходит чудо. Согласно заложенной в них программе, делятся клетки, создавая новую жизнь. Нового человека. Их ребёнка.

Его поцелуи нежные, лёгкое касание губами чуть ниже пупка. Ее пальцы ложатся на его затылок, ерошат рыжий ёжик. Люба вздыхает довольно.