– Издеваешься?
– Отнюдь. Ты был необыкновенно мил. Поучаствовал практически во всех конкурсах. По просьбе Машки принимал дивной красоты фотогеничные позы и был ее любимой фотомоделью. Пел в караоке-баре, набрал сто баллов, между прочим.
– Я? Пел?
– Лишь позавчера нас судьба свела, – хорошо поставленным голосом промурлыкала Люба, – а до этих пор где же ты была…
– Что это за песня?
– Это ты меня спрашиваешь? Ты ее вчера дважды пел на бис. Точно попадая в ноты. У тебя неплохой голос, кстати. По крайней мере, громкий, – с усмешкой добавила Люба.
– Любава… скажи, что ты шутишь.
– Какие могут быть шутки в таком серьёзном деле? Вот фото и видео нам сольют – сам увидишь. А как ты вальсировал с моей мамой…
– Что? – с ужасом выдохнул Ник. – Я… я ее уронил, да?
– Даже на ноги ни разу не наступил. В тебе после стакана коньяка на голодный желудок такая грациозность просыпается.
– О господи, не-е-ет…
– А папе моему ты пообещал, что мы родим ему пятерых внуков. Папа был в лёгком… шоке. Я, впрочем, тоже.
– Это не может быть правдой!
– Ты главного не знаешь, – Люба устроилась на табурете за столом, вытерла пальцы салфеткой. – Про нашу… первую брачную ночь.
– Что? – Он едва выдохнул это короткое слово.
– Что ты творил, боже мой… – Люба закрыла лицо руками. – Я даже предположить не могла, что ты на такое способен…
Сквозь неплотно сомкнутые пальцы она увидела, как он присел на корточки перед ней. Почувствовала, как пальцами коснулся ее рук.
– Люба… – Он почти шептал. – Что я сделал? Я… обидел тебя? Я был груб? Сделал тебе больно? Взял силой? Господи, Люба, скажи мне! Не молчи!
Он потянул ее за руку, она убрала ладони от лица. И Ник увидел смеющиеся глаза.
– Ты храпел! Всю ночь! Рокотал как трактор! Удивляюсь, как нам не стучали в стену соседи.
Ник со стоном уткнулся в ее колени, не в силах ничего сказать в ответ. А потом резко поднял голову. Уголки губ опущены, и такой безжизненный голос.
– Ты теперь со мной разведёшься?
Судя по всему, чувство юмора на место так и не вернулось. Хотелось верить, что это явление временное.
– Знаешь, разводиться на следующий день после свадьбы – страшный моветон.
– Мове… что?
– Дурной тон. Так что… я разведусь с тобой… позже. Или не разведусь. В общем, ты, Самойлов, на испытательном сроке. На два месяца. Нет, на три.
Робкая улыбка тронула его губы.
– Да? И… каковы будут условия?
– Во-первых, – Люба указала пальчиком на тарелку на столе, – ты спалился, поэтому готовишь завтраки.
– Хорошо, – покорно кивает Ник.
– Во-вторых, во-вторых… – Люба почесала кончик носа. – Думаю, ежедневный куннилингус – это справедливо.
Ник едва не поперхнулся.
– А ты сама-то выдержишь? Каждый день?
– Ой. Твоя правда. Снимаю предложение. Тогда – массаж. Каждый вечер перед сном! У тебя такие ручки волшебные.
– Договорились.
– Массаж по желанию заказчика может быть дополнен куни!
– Замётано.
– Ну тогда, – Люба встала, – пожалуй, по рукам?
– По рукам. – Он встал вслед за ней.
А потом Ник обнял наконец-то свою жену. Уткнулся лицом в волосы.
– Любка, тебе достался никудышный муж.
– Да ладно тебе. Сырники отлично готовишь.
– Любава… – Он прижался губами к ее пальцу с обручальным кольцом. – Знаешь, несмотря на то, что я практически не помню, как прошла значительная часть нашей свадьбы… Сейчас я счастлив. Мы наконец-то вместе. По-настоящему. Навсегда. Я люблю тебя. Ты лучшее, что случилось в моей жизни. Моя Любава. Моя любовь.
– Коля, женатым звероящерам не положено говорить такие красивые и проникновенные слова.
– А это твое облагораживающее влияние.
– И не поспоришь.
– Ну, – он посмотрел ей в глаза, – где мой супружеский поцелуй?
Эпилог,
в котором голосом Николая Дроздова мы будем наблюдать, как в гнезде звероящеров появляется потомство
– Ник…
– М-м-м?..
Это такое особенное, специальное «м-м-м», которое расшифровывается как: «Если ничего срочного, давай потом, позже, завтра, я устал и уже почти сплю». Люба это понимает, но игнорирует.
– Мне надо поговорить с тобой.
– Хорошо, – со вздохом он поворачивается на бок, лицом к ней. – Слушаю.
Ник не особенно демонстрирует желание вести диалог. А ей плевать! Она всё для себя решила, и сил больше нет молчать.
– Я хочу ребёнка.
– О’кей. – После небольшой паузы он зевнул. – Только давай завтра, ладно? Я устал сегодня жутко.
– Что завтра?
– Завтра будем ребёнка делать. Вот прямо с утра, со свежими силами.
– Ты издеваешься?
– Почему это? Серьёзно.
– То есть… Я говорю, что хочу ребёнка, а ты говоришь о’кей?
– А что я должен был сказать?
Он ее просто выводит из себя своей невозмутимостью, которую в данный момент хочется назвать совсем другим словом.
– А ты сам хочешь? Твое желание иметь ребёнка? Оно есть?
– Люб… – Он притягивает ее к себе. Вот вечно он так – в любом споре тут же начинает распускать руки! – Мы это уже давным-давно решили. Что у нас будут двое детей. И как только мы будет готовы…
– И это я должна решить, что мы готовы?
– А кто?
– А у тебя есть мнение по данному вопросу?