Мандарины

— Я никогда не умела им отвечать, — возразила она. Ее скулы стали фиолетовыми, а нос заострился — то была ее манера бледнеть.

— Хочешь уйти?

— Нет, это будет выглядеть поражением.

К нам устремилась Клоди с сияющими глазами распаленной сплетницы.

— Видите вон ту маленькую, рыжеволосую, которая только что вошла, — это дочь Бельом, — сказала она.

Поль обернулась, я — тоже. Жозетта была не маленькой и принадлежала к редкостному типу рыжеволосых, чья буйная шевелюра украшает молочной белизны кожу блондинок; ее чувственный, скорбный рот и огромные глаза вызывали ощущение, будто ее пугает собственная красота. Легко было понять, что любой мужчина испытывал желание не оставить равнодушной такую женщину. Я с тревогой взглянула на Поль; она застыла с бокалом шампанского в руках, глаза ее широко открылись, словно она услышала голоса, злобные голоса.

Сердце мое возмущалось: за какое преступление она расплачивалась? Почему ее сжигали живьем, в то время как вокруг нас все эти женщины улыбались? Я готова была признать, что она сама повинна в своем несчастье; она не пыталась понять Анри, жила несбыточными мечтами, выбрав лень и рабство, но ведь она никому никогда не причиняла зла и не заслуживала столь жестокого наказания. Мы всегда расплачиваемся за собственные ошибки, вот только бывают двери, куда никогда не стучат кредиторы, а есть и другие, которые они взламывают, — это несправедливо. Поль принадлежала к числу неудачников, и я не в силах была смотреть на слезы, катившиеся из ее глаз, которых она, казалось, не замечала; я заставила ее очнуться, взяв за руку и сказав:

— Пошли отсюда.

— Да.

Когда, попрощавшись наспех, мы очутились на улице, Поль мрачно посмотрела на меня.

— Почему ты ни разу не предостерегла меня? — спросила она.

— Предостерегла? От чего?

— От того, что я выбрала неверный путь.

— Но я так не думаю.

— Странно, что ты об этом не подумала.

— Ты хочешь сказать, что жила слишком замкнуто? Она пожала плечами.

— Я не сказала своего последнего слова. Я знаю, что бываю отчасти глупа, но уж если понимаю, то понимаю.

Меж тем, выходя из автобуса, она заставила себя улыбнуться:

— Спасибо, что пошла со мной. Ты оказала мне большую услугу. Я не забуду.

Надин провела в Париже всю неделю. Когда она вновь появилась в Сен-Мартен, я спросила ее о Ламбере: он писал ей и должен был вернуться через неделю.

— Вот уж он разъярится, — ликующим тоном заявила она. — Я встречалась с Жоли, и мы с ним переспали. Представляешь себе вид Ламбера, когда я расскажу ему об этом!

— Надин! Не рассказывай ему!

Она в замешательстве взглянула на меня:

— Ты мне тысячу раз повторяла, что приличные люди друг другу не лгут. Прежде всего — откровенность!

— Нет. Я говорила тебе, что отношения надо строить так, чтобы ложь была недопустима. Но у тебя с Ламбером пока еще все не так, совсем не так. К тому же, — добавила я, — речь идет не о том, чтобы поведать ему, из уважения к искренности, истинное событие твоей жизни: ты придумала эту историю нарочно, чтобы, рассказав, причинить ему боль.

Надин усмехнулась в нерешительности:

— О! Когда ты начинаешь изображать из себя колдунью!..

— Я ошибаюсь?

— Разумеется, я хотела наказать его; и он этого вполне заслуживает.

— Ты сама признаешь, что он всегда делает то, что тебе хочется: один-единственный раз, когда он не уступил, ты могла бы вести честную игру.

— Он делает то, что я хочу, потому лишь, что ему нравится изображать из себя маленького мальчика, это не более чем комедия. А в действительности все что угодно значит для него больше, чем я: Анри, газета, его отец, расследование...

— Ты слепа. Для Ламбера ты дороже всего на свете.

— Это ты так считаешь. А он никогда ничего подобного мне не говорил.

— Ты, верно, не поощряла его.

— Разумеется, я не выпрашивала у него объяснений в любви. Я с некоторым любопытством посмотрела на нее:

— Вам ведь случается иногда говорить о своих чувствах?

— Это не те вещи, о которых говорят, — возмутилась она. — Что ты себе воображаешь?

— Разговор помогает понять друг друга.

— Но я и так прекрасно все понимаю.

— Тогда ты должна понимать, что Ламбер не вынесет твоей измены; ты причинишь ему страшную боль и бесповоротно погубишь ваши отношения.

— И все-таки забавно, что именно ты советуешь мне лгать. — Она усмехалась, но явно почувствовала облегчение. — Ладно, я ничего ему не скажу.