Манечка, или Не спешите похудеть

Скромный ужин завершился. Маняша потушила свет, стесняясь своей полноты, по-солдатски разделась и юркнула под тяжелое ватное одеяло в лежалый холод постели. Мужчина медлил. То ли тоже стеснялся, то ли о чем-то раздумывал. Но лег — и сразу обнял, горячий, вкусно пахнущий пивным отголоском, чистотой и дубильными квасцами кадочной воды. Тиская Маняшину грудь, нащупал твердые комочки неразработанных молочных желез. Спросил глухим шепотом:

— Детей-то… не рожала, что ли?

Долго не доходил до главного, возился с прелюдией — боялся опростоволоситься. Черт его знает, как получится: давно баба под ним не лежала… И вдруг понял: что-то не так. Маняшино девственное состояние заставило изумленно ахнуть, — милая… милая моя… моя?! — но тотчас же обескуражило и вогнало в недоуменную тоску. Еле слышно выдохнул:

— Зачем?! — и уточнил: — Со мной-то… зачем?

…Потом он лежал, опрокинутый навзничь в черный провал ночи. Сердце колотилось в горле. Маняша перебирала кольца его прядей и, по-птичьи воркуя, говорила что-то пустяковое, бездумное волнистым, ей самой незнакомым голосом. И не было ничего, кроме созвучия движений, единственно правильных во всей суете и бестолочи остального существования. Ни разу не вспомнила Маняша о своем воображаемом друге. До рассвета обе ее слитые воедино жизни пружинисто трепетали, таяли и протяжно обмирали в щадящих мужских объятиях. В настежь раскрытую глубину жадной памяти падало каждое движение, нутро ликовало и обжигалось жаркими взрывами. В легких и длинных горячечных волнах взлетала она в невыразимо высокое, огнем полыхающее небо.

Утром бомж встал рано. Расхаживая по зальцу в небрежно наброшенном одеяле, он стал совсем домашним, уютным. Но тут взгляд случайно зацепился за сумку, и снова желудок сжался в конвульсиях жажды. Утолить ее могла только водка. Только с ней, изменчивой, продажной «подружкой», бомж на время забывал потери, что преследовали его давно и безнадежно. Готов был забыть и эту невнятной виной истомившую ночь. Кончилось состояние безудержного предутреннего счастья, чувство искупления, которое ослепительно вспыхнуло… и погасло.

Привычная тоска забрала бомжа. Он подумал, что девушка… женщина, милая, но уже такая далекая от всего между ними случившегося, сейчас начнет его уговаривать, о чем-нибудь просить и, не дай бог, плакать. Он терпеть не мог бабьих слез. От них обуревало желание сбежать как можно дальше.

Но она молчала.

Не глядя на Маняшу, бродяга, трясясь, как в ознобе, натянул одежду, выхватил из сумки бутылку, кепку нахлобучил на ходу. Стукнувшись о притолоку, спросил:

— Э-э… Как зовут-то тебя?

— Мария Николаевна, — сказала она и добавила, помедлив: — Можно просто — Маняша.

— А меня — Виталий, — буркнул он. Вздохнул с облегчением: — Ну ладно, пока, — и осторожно закрыл за собой дверь.

…Медленно и торжественно несла Маняша по улице свое усмиренное тело. Мужчины оглядывались вслед. Она удивлялась их откровенному интересу и смущенно оправляла разлетающиеся полы длинного коричневого пальто. «Инти-инти-инти-рес, выходи на букву „с“», — улыбалась Маняша.

Неразделимой каплей влилась она в кипучий водоворот людского потока, наполненный многими жизнями, переживая его укрупненное одушевление. Не мимо нее, а рядом прошелестел болоньевой курткой старик с волнующим лицом Хуана Карлоса. Задела углом баула, провисшего, как гамак, большая женщина, облитая южным загаром. Наклонив лобастую морду, пробежал бездомный пес в ошметках линьки. Юная девушка споткнулась и толкнула локтем, ойкнула, извинилась и затерялась вдали… Маняшу ошеломила мысль, что такое с нею уже было. Очень давно, на параде, когда недолго и невероятно пронзительно были близки все без исключения люди.

Маняша шла своим обычным дробным шажком, не замечая того, как на свет во всей своей яблочной спелости выбирается она сама — румяным здоровьем налитая, кудрявая и звонкоглазая. Шла домой, решив первый раз в жизни прогулять работу, такое у нее было настроение. Тьфу на тебя, тетя Кира, до окончания командировки, далекого, как конец света. Прости, Мучача, за первую одинокую ночь…

По пути Маняша купила в магазине полкило безголовой трески для кошки. Помешкала возле витрины с колбасными изделиями, свернула в кондитерскую. Постояла у прилавка, поглядела на пирожные и печенья, наверное, очень вкусные, всевозможных конфигураций, с многообразием сладких начинок. И ушла…