Манекен за столом. Роман-антиутопия. Часть 1 (СИ)

Я повернулся к выходу и резко толкнул дверь. Но на лестнице никого не было. Я бросился вперёд, потому что во мне нарастала неизъяснимая радость.

...Я сидел на берегу океана ночью, и всё было, как во сне, и из воды выходила девушка, встряхивая волосами, и её тёмная фигура была прекрасна на фоне фосфоресцирующих волн, она подошла, смеясь от восторга, и меня обдало холодной свежестью, и я тоже засмеялся, хотя мне было совсем не смешно.

Над головой, над развалом, висела луна и вовсю светила, а мы смеялись и не могли остановиться.

Глава 3. Пара

Солнечный луч, желтый и слепящий, упрямо пробивался сквозь редкие щели. Он медленно соскальзывает с большого комода, угрюмо замкнувшегося под толстым слоем пыли, на сваленные в чудовищную груду старые книги, ползет диверсантом к сломанным зонтикам, причудливо вывернутым наизнанку, с торчащими спицами, похожих на больших и старых летучих мышей, растянувшись, взбирается на поломанную софу, отслужившую, отжившую свой век, распотрошенную, спирали пружин укоризненно уставились в разные стороны.

Когда я смотрю на луч, он замирает, как жук, который, желая обмануть врага, притворяется умершим, и упорно не желает ползти дальше. Глазам смотреть на луч больно. Пылинки роятся, посверкивая, в снопах солнца, которые брызжут сверху и сбоку.

Я отвожу взгляд и краем глаза улавливаю, как рыхлые желтые пятна тотчас, как по команде, тронулись и потянулись друг за другом в плавном хороводе, обволакивая мелкие предметы и ярко выделяясь на ровных поверхностях, каких, впрочем, немного.

Чердак был просторный, длиннющий, как ангар, и весь был чем-то завален. Когда-то здесь жили. Посередине, начинаясь от входа, пролегала тропинка между разными вещами, и видно было, что, когда вещи начинали оползать на тропинку, их отбрасывали в сторону, а те, что потяжелее, оттаскивали.

Все это напоминало свалку, свалку забытую, никому не нужную. Здесь не хватало только воронья.

Да уж, подумалось мне, простор для воображения здесь открывается немалый. Прежняя обстановка сохранилась полностью, только все было беспорядочно разбросано.

Крыша над головой накалилась, и было душно. Куклы не было. Я спрятал ее здесь, в шкафу. Осматривая чердак, я уже вымазался, как трубочист, потому что пыль лежала плотным ковром на всем, и клубы ее взмывали от каждого движения, и я наглотался ее, яростно чихал, поднимая новое облако.

Я только-только продвинулся по этой мусорке, оставленной прежними хозяевами, в надежде найти пропажу, и успел понять, что тут нужен пылесос размером с башню.

Я задумчиво посидел, глядя по сторонам, и услышал короткие резкие всвистывания. Я встал, осторожно ступая, и высунулся из раскрытой двери.

Лагуна стоял внизу, крутя задранной головой, потому что солнце било ему в глаза, и собирался было уже свистнуть по-настоящему, в чем равных ему не было, свистел он переливчато, длинно, пронзительно - по-разбойничьи, но я махнул рукой, и он заметил и остановился.

Он явно обрадовался.

- Эй! - заорал он. - Сколько лет!

- Здорово, - сказал я ему сверху. - Залазь ко мне.

Лагуна быстро вскарабкался по лестнице, видно было, как она дрожит, и мы обменялись рукопожатиями.

Он смотрел на меня, как на марсианина, и мне было смешно.

- Что с тобой? - сказал я.

- Ты где пропадал? - сказал он. - Сыночка как волной смыло, а когда я тебя спрашивал, никто и глазом не моргнет. Я подумал, что ты засел за занятия.

А что ты здесь делаешь? - спросил он, озираясь. - Что за торжество? - Он заметил граммофонную трубу. У него была страсть к музыкальным инструментам при полном отсутствии слуха. Больше всего ему подходил барабан.

- Смотрю, что можно выбрать.

- А-а! Нашел что-нибудь?

- Нет.

- Ну, ничего, успеешь еще... - Он не сводил глаз с трубы. - О! - Лагуна оживился. - Знаешь, кого я встретил? Нет? Это конец света. Шедевра!

- Да ну!

- Ага! Смотрю - идет, гад! Изъян, все попрятались, увидев его. Увидишь, он опять шорох наведет в нашем гербарии...

- Нужно думать, - сказал я. Шедевр был гигантом, настоящим колоссом, которых, подобно животному и растительному миру, рождает щедрая на всякие диковинки

природа в здешних краях.

Образ Шедевра не поддавался сравнениям, его

гороподобность сразу же подавляла, глушила все чувства, кроме созерцательного восторга.

Повидать его имело смысл.

Мы в былые времена составляли компанию, наводящую ужас на окрестности - так сказать, окрестные племена. Вернее, ужас наводил Шедевр, тогда ещё молоденький, зелёный совсем, и весил он в отрочестве всего, как буйвол, при росте с пальму, и был тощим, поджарым, как селёдка, но уже тогда с врождёнными повадками хищника, медлительный, с тяжёлым взглядом в упор, глаза у него всегда полузакрыты, а челюсть выпирает вперёд, как выдвижной ящик в шкафу. Мы творили много весёлых дел, и понаделали бы ещё немало, но он стал пропадать, то и дело, и всё на большее время, а появлялся всё реже. Увидеть странника я был бы рад. Лагуна знал это и сказал:

- Он сегодня на пляже будет. А потом мы пойдём в "Балласт".

Я кивнул. Я вдруг обратил внимание на руки Лагуны - они были вдребезги разбиты.

- Что это ещё?