Манекен за столом. Роман-антиутопия. Часть 1 (СИ)

Девушки засмеялись. Я смотрел, как они усаживаются на нагретые сидения, и кабриолет без звука тронулся и покатил, только колеса зашуршали. Дикобраз еще раз возмущенно гавкнул, а потом потерял ко всему всякий интерес.

Я повернулся и пошел на террасу. Там, однако, никого не было. На блюде грудой лежали кости и косточки и чистый птичий остов. Я подумал, что Лагуна ушел. Но, зайдя за террасу, я нашел его мирно спящим в гамаке. Лицо у него было такое, что я не решился его будить. Жаль было портить человеку такой сон. Я уважал сон. Я залез в соседний гамак, раскачался.

Гамак тихо качался, и я задремал, а Дикобраз засопел, устраиваясь подо мной. Я его согнал. Пусть идет в другое место. Буду вставать, обязательно наступлю.

Я заснул, и сколько проспал, неизвестно, и разбудило меня ворчание подо мной. Это Дикобраз опять забрался под гамак.

Он настороженно смотрел в сторону парадного входа и грозно рычал. Наверно, к матери кто-то приехал. Я спустил руку вниз и нашел жесткую шерстку. Я провел рукой по шее Дикобраза, поглаживая ее, и чувствуя, как в ней что-то клокочет и потом успокаивается. Я лежал в гамаке и смотрел вверх, раскачиваясь справа-слева, справа-слева. Лагуна спал. Я вспомнил про Шедевра и подумал, что надо уже, наверно, идти, выкарабкался из сетки и потряс Лагуну за плечо.

Разбудить его непросто, и пришлось раскачать гамак, но и это не подействовало, и пришлось засунуть под гамак руки, вывалить гедониста на землю. Он упал и проснулся.

- А? - сказал он. - Что?

- Да просыпайся ты, - сказал я. - Пора, наверно.

Лагуна сел, протер глаза и зевнул.

- Да, - сказал он. - Пошли.

Еще издали, идя по пляжу, я заметил большой раскинутый зонт.

Когда мы приблизились, оказалось, что под зонтом в изящной позе - руки сзади, одна нога вытянута, другая полусогнута - разлеглась девица ослепительной красоты.

Она смерила нас коротким надменным взглядом, будто лучом обожгла.

- Вот это да, - сказал я. - Нет, ты видел?

- Ага, - сказал Лагуна, облизнув губы.

- Здравствуйте, девушка, - сказал я вежливо.

Она не шевельнулась. Столичная штучка. Я скользил взглядом по ее фигуре и испытывал восторг. Какие линии! Какие изгибы! Какой профиль! Какая кожа! Вот это экстерьер!

Я присел напротив девушки на корточки.

- Добрый день.

Глаза девушки, по-восточному удлиненные, огромные, как озера, расширились от такого наглого приставания. Ей было лет двадцать. Возраст ее было трудно определить. Красивее женщины я не видел.

- Золотко, - сказал я, - вы прекрасны. Как... э-э... - я щелкнул пальцами. - Лагуна, подскажи!

- Как... сон, - сказал Лагуна застенчиво, присаживаясь рядом со мной и ощупывая женщину глазами. - Как...

Я испугался, что он подыщет для сравнения что-нибудь гастрономическое. На ее губах зазмеилась высокомерная улыбка, она презрительно повела плечом. Ее купальный костюм был восхитителен, ее смехотворное бикини вполне могло сойти за мужской галстук, а пышная, роскошная грудь, казавшаяся ещё роскошнее из-за гибкого и тонкого тела, свободно охватывалась двумя узкими полосками материи, каждая из которых была похожа на только-только нарождающуюся луну.

Женщина продолжала сохранять все ту же непринуждённую позу, не проронив ни слова, а мы с Лагуной, как сладкоежки в кондитерской, откровенно созерцали такое чудо, словно шедевр в музее, да это и был шедевр человеческого тела, и женщина откинула голову и вдруг коротко рассмеялась низким грудным смехом и, вернув голову в изначальное положение, выразительно посмотрела поверх наших голов.

- Оглянитесь, дурачье, - сказала она, будто по голове погладив. В ее голосе прозвучало скрытое торжество.

Мы с Лагуной потупили взгляды, будто осекшись, затаив веселье, одинаковыми движениями повернулись.

Из волн выходил Шедевр, до боли знакомый и словно чужой. Боже, до чего же он все-таки огромный, издали казалось, что из воды выходит какое-то морское чудовище, двуногое, прямостоящее.

Гигант неторопливо шел к нам, с горделивой осанкой, и могучие, звериные мышцы ходуном ходили под гладкой кожей при малейшем движении. Он еще вырос, и на глаз, боясь недодать, я оценивал его рост в музейную колонну.

Мы с Лагуной глядели на него во все глаза, потом вспомнили про женщину и продолжили игру: панически переглянулись, испуганно заоглядывались, сделав вид, что от страха приросли к земле, ноги отнялись, а Шедевр приближался, надвигаясь всей массой, поражая зрелищем громоздящихся, как завал в горах, мышц, их перекатывающимся изобилием. Да, Шедевр со своей внешностью заткнул бы за пояс всех профессиональных атлетов, но плевать он хотел на все это, он силен по-настоящему, могуч, как динозавр, и быстр - этакий несокрушимый таран. Он подходил, в упор глядя на нас своим тяжелым взглядом, и я подмигнул ему, сделав движение головой.

Он не понял, в чем дело, но то, что вести себя следует не так, как обычно, он понял. Поэтому мы и сошлись когда-то, что понимали друг друга с полуслова.

- Что здесь происходит? - грозно пророкотал он. Ну и голосок у него появился.

- Ой! - сказал Лагуна, стараясь, чтоб пожалобней. - Мы не знали, мы не

хотели...