- А давайте попробуем, - сказала Топ.
- Вы хотите?
- Что же, назад идти?
- Да, одним и тем же путём неохота, - согласился я. - Давайте.
Мы полезли на первый порожек и по очереди шлёпнулись.
- Вон как скользко, - сказал я. - Видите?
Но мы всё-таки полезли, на четырёх конечностях, то и дело хлопаясь на три точки и подшучивая над неловкостью друг друга.
Вода струилась между пальцев ног, и под ступнями проскальзывало дно, будто занавешенное склизкими длинными растениями, какой-то ярко-зелёной травой, ровной, будто в струнку расчёсанной.
Сначала можно было хвататься за кустики по бокам, необычайно прочные, как вязанки, потом всё теснее и теснее сужающийся ручеёк стали обступать скалы, и оставалась неширокая щель, в которой мы и протискивались.
- А змей здесь нет? - с опаской спросила Топ. - Я их боюсь больше, чем щекотки.
Я совсем забыл про змей, а это непростительно, про такое забывать нельзя.
- Давай полезем наверх, - сказал я. - Дальше тупик.
- Подсади меня, - попросила Топ.
- Хорошо.
Одна нога её ещё подрагивала у меня в руках, а другой она искала, за что бы зацепиться, точку опоры, нашла, и рукам вдруг стало легко.
Топ оказалась молодцом и бесстрашно карабкалась вдоль и между двух сдвинутых стен, и это было несколько странное зрелище: хрупкая полуобнажённая девушка среди мрачных коричневых поверхностей.
На секунду она приостановилась, глянула вниз, на меня, и вновь пошла хвататься, за что попало, как заправская альпинистка, продвигаясь наверх.
Как же, думал я, нам не попалось ни одной змеи, здесь их немало.
Я полез следом и, когда выбрался на вершину, увидел, что Топ, осторожно присев на выступ, ждёт меня, глядя вдаль.
Вид вокруг был красный и жаркий от начавшегося заката. Когда я выбрался, Топ задумчиво повернула ко мне голову.
- Ты мне начинаешь нравиться, - негромко проговорил я, садясь рядом с ней на тот же выступ. - Не пришлось упрашивать.
- Я думала, там змеи, - сказала Топ. - Они ведь должны там водиться.
- Да, - сказал я.
- Вот видишь.
- Пойдём? - сказал я.
- Идём, - сказала Топ, медленно поднимаясь.
Мы спустились со скал, порядком поднадоевших, но ноги не были поранены ни у кого из нас, и погрузить их в песок было полным наслаждением.
Песок был сухой, горячий до самых глубин, и мы бороздили его голенями, и он безмолвно смыкался за ногой, совсем как вода.
Самокат лежал так, как я его оставил, на одном боку, с вывернутым рулём, и за ним тянулся разрытый след.
Я сбегал за одеждой на наш песчаный пятачок.
- Ты всё-таки обгорела, - сказал я, касаясь плеча Топ. Кожа на нём покраснела.
- Думаешь, сильно? - спросила она.
- Может, печь и не будет, - сказал я, пожимая плечами. - Ты оботрись дома чем-нибудь, например...
- О, да! - сказала Топ, перебивая меня. - У меня всё, что требуется, приготовлено.
- Вот и прекрасно, - сказал я. - Тогда поехали.
Я остановил рыкающий, взрёвывающий мощным мотором самокат прямо перед виллой Корки. Топ отпустила меня и, легко спрыгнув с высокого сидения, повернулась ко мне.
- Ну что, пока? - сказала она сквозь грохот двигателя.
- Мы ещё увидимся? - спросил я.
- Конечно, - спокойно сказала Топ и улыбнулась.
- Ты случайно не уедешь завтра?
- А разве сегодняшний день уже кончился? - ответила она вопросом, обворожительно улыбаясь, как это умеют делать только хорошенькие девушки. - Ладно. Благодарю за экскурсию.
Она сказала это без иронии, улыбнулась ещё раз, помахала кончиками пальцев и, повернувшись, пружинистым шагом подошла к воротам.
Я развернулся и газанул по улочке, распугивая разомлевших дворняжек. Даже выхлоп появился, которого раньше не наблюдалось.
Я заехал к Лагуне, но его дома, естественно, не оказалось. Вышел его брат, что-то мастеривший в сарайчике, обстоятельно отёр руки о фартук и сказал, что ничего сообщить о местопребывании брата не может.
Брат у Лагуны плотный мужчина с пышными жёсткими усами. Он любит поесть и выпить, любит посмеяться, а когда водит сутками свой гигантский, как пароход, автофургон, то сильно устаёт. И ещё он очень любит Лагуну, и тот его тоже.
Наступал вечер. Всё вокруг было озарено тусклыми оранжевыми лучами солнца, низкими, широкими, косыми, и от них повсюду ложились густые пепельные тени.
Народ бродил, как на водопое, примериваясь то к одному месту, то к другому. Люди ходили по магазинам, пустовавшим весь день.
Я приехал домой. Мать сидела в гостиной и что-то читала, кажется, письмо. Она читала его, повернув бумагу к свету.
- Здравствуй, ма, - сказал я.
- Здравствуй, - отозвалась мама, не отрываясь от чтения.
- Что читаешь? - спросил я, но мать не ответила, и я не стал настаивать и пошёл в свою комнату.
- Подожди, - сказала мать.
Я остановился.
- Садись, я должна тебе кое-что сказать, - сказала мать.
Я сел и выжидательно посмотрел на неё.
- Нам написал Итог. Ты помнишь его?
- Смутно, - сказал я. - И что?
- Он хорошо тебя помнит. Он хорошо помнит также, что ты окончил школу.
- Он что, берётся устроить мою судьбу? - догадливо спросил я.
- Ну-у, - сказала мать, выпятив губы трубочкой и размышляюще поведя
глазами. - Не совсем так, но в некотором роде...
- Очень любезно с его стороны. - сказал я.