Мангуп

— Я умею за ними ухаживать, — отвечает он на вопрос Алексея. — Могу учить коня следовать за человеком и слушаться. Могу понять, чего он боится, а чего хочет. Но верхом никогда не садился. Не разрешали. Думаю, всем было понятно, что если дать коня или хотя бы обувь, то меня и след простынет. — Молчит некоторое время, затем поднимается, опираясь руками позади себя. — Поэтому я научил Кипрея лягаться. Прости.

Князь ненадолго кладет ему на лоб все еще прохладную, но уже сухую ладонь, чтобы унять жар. Нужно будет снова показать его лекарю. Вот только здесь закончат… Рука быстро нагревается, но убирать ее совершенно не хочется.

— Тебе извиняться не за что. Глупо обвинять хороший меч в дурных руках. Редкое умение, если ты можешь воспитать животное без кнута. И… — Наверное, Алексей еще не видел никого, кто никогда не сидел верхом, поэтому смотрит немного удивленно: за короткую передышку он совсем успел забыть, что Титай — раб. — Потом обязательно посажу тебя на коня. От меня же не убежишь?

Титай меряет собеседника долгим взглядом. Рассматривает черты лица, стремительно падая с высоты. Той самой, куда забирался много лет после своей первой симпатии. Той, где сидит человек, посчитавший свое сердце каменным и неуязвимым. Сейчас же хочется только коснуться ладонью его щеки, провести большим пальцем по ямочке от улыбки. Хочется рассыпаться на сотни фонтанных брызг от его смеха. Но пальцы крепче вцепляются в края мраморных плит.

— А ты разве собираешься меня держать?

— Я хочу, чтобы ты остался со мной сам. По собственному решению. Надеюсь, что таковое у тебя появится. И пусть я не горю желанием это признавать… — Алексей отводит взгляд, изображая полное отсутствие восторга по поводу дальнейшей речи. — Удерживать не стану. Как бы ни была мила внутреннему взору картина, где ты привязан к моей кровати. — Князь по привычке оборачивает непростой разговор в шутку. Они поговорят еще об этом. Когда над головой юноши не будет нависать никакой угрозы. Такие вопросы не решаются между дел, а их сейчас предостаточно. Так что можно представить, что остальное просто, как орешек расколоть. Что Титай может просто ответить «да» и остаться с ним. Предвосхищая возмущение, Алексей возвращается к темам более безопасным, но не менее интересным для обоих: — А ты сможешь научить его не трогать избранных людей? Остальных пусть бьет. Такой талант может еще пригодиться.

Титай вздергивает бровь, косится нарочито вызывающе. Но соглашается пропустить мимо ушей бесстыдные фантазии Алексея.

— Могу. Я это и делал. Меня бы он не ударил, если бы успел остановиться.

Нужно сказать ему. Нужно… Титай начинает было, решившись. Но князь сам прерывает это намерение. А потом становится и вовсе не до него.

В тени колонн появляется командир Алево Кроу. Дождавшись позволения князя, воин выходит на свет и останавливается, пропуская вперед еще одного человека. Прежде чем подняться в комнаты Василины, Алексей успел устроить встречу, показавшуюся ему немаловажной.

— Здравствуй, Кир.

Этот голос Титай узнает из тысяч. Он мгновенно садится, не обращая внимания на боль в виске, вспыхнувшую от волнения и резких движений.

— Что ты здесь делаешь?

— Меня пригласил господин Дороса. Я не мог ослушаться. — Курт лжет без эмоций и сомнений, как и каждый раз. Титай лучше всех знает, что этот человек ни во что не ставит господ. Хотел бы — даже его следов не получилось бы найти в городе. — Позволь мне…

Титай рычит в ответ:

— Не позволю! — и кидает на князя взгляд, полный негодования, непонимания, обиды. О таком предупреждать надо.

Две Тени встречаются быстро. Одна — в черном, другая — в белом. Титай оказывается рядом моментально, подступает к пришедшему почти вплотную, хищно склоняя голову. Его речь тиха и отчетлива, как журчание горного ручья.

— С ума сошел? Чего ты хочешь этим добиться?

— Ничего.

В воздухе повисает тягучая, напряженная тишина. Курт отводит взгляд, отворачивается, но Титай пощечиной заставляет смотреть на него. Это долг. Когда-то он получил такую же, публичную и унизительную, от бывшего друга. Курт раздувает ноздри, но молчит.

— Если нечего сказать — уходи.

Уходи, встретимся на охоте. Когда солнце упадет за горизонт, когда снова можно будет ходить рука об руку — и не видеть друг друга. Но зачем-то же ты заявился сюда при свете дня, не пряча лица?

— Я ошибался. Прости меня.

— Убирайся.

Титай оставляет его, двинувшись было в сторону Алексея. Курт щерится и едва успевает крикнуть «Кей!..», как ярость застилает глаза. Титаю даже дослушивать его не нужно. Он налетает, сбивая его с ног, и прижимает к земле за горло. От напряжения из-под повязки на голове выползает темно-алая капля, расчерчивая лицо. Курт готов молиться, но отнюдь не от страха. Красивее всего Титай кажется таким. Именно за этим взглядом он пошел еще мальчишкой. Он мертвой хваткой вцепляется в ту руку, что его душит.

— Я был неправ, Кир! Хочешь, давай драться насмерть. Но я не сдамся, потому что тогда мне не найти покоя от стыда перед тобой.

— Почему сейчас, а? Почему?

— Потому что все изменилось.