Мангуп (СИ)

– В большинстве случаев, это ложь. Отец жесток, но не более, чем все в этом мире. Он ненавидит зло, и если кто в Валахии совершал преступление, то его ждала верная смерть, будь он знатным вельможей, или священником, или монахом, или простым человеком. Корвин присвоил средства, выделенные Папой на крестовый поход, и чтобы обелить себя, выдвинул смехотворные ложные обвинения против моего отца в сношении с турками, а потом, когда возмутились все короли Европы, стал сочинять грязные истории о кровожадности и маниакальной жестокости моего отца.

     София замолчала. Солнечные блики иногда прорывались через густую листву деревьев вдоль дороги и яркими вспышками освещали её лицо. А потом оно снова пряталось в тень. Только глаза её, словно зелёные зеркальца, блестели во мраке.

– София, я люблю тебя!

     Она не ответила. Александр наклонился к ней и взял её пальцы в свои руки. Тонкие, длинные, они не были похожи на пальцы простолюдинки. Жёсткие, сильные от многочасовых упражнений с оружием, они не были и пальцами светской дамы.

     Карету  качало. София сидела, откинувшись на спинку сидения, оббитую мягким плюшем. Александр приблизил своё лицо к её лицу, коснулся щекой мягкой шелковистой кожи её щеки, вдохнул аромат её духов и вдруг, неожиданно для себя, прижался губами к её губам. Он почувствовал, как её губы шевельнулись в ответном поцелуе, но тутже София резким движением оттолкнула его от себя.

     – Ты коварный соблазнитель, граф! Я не ожидала от тебя таких решительных действий.

     – Мне казалось, что я перед тобой незрелый мальчик, а вовсе не соблазнитель, София!

     – Ты хочешь сказать, что я зрелая дама? Неужели, я выгляжу намного старше своих восемнадцати лет? Наверно, фехтование и стрельба из лука действительно состарили меня. А сколько лет тебе, Александр?

     –  Двадцать два.

     – Я совсем не знаю тебя, Александр, не знаю историю твоей семьи, историю княжества Феодоро.  Расскажи мне обо всём. Просвети меня!

     – Но это займёт много времени.

     – Дорога длинная, и вовсе не обязательно каждую минуту стеречь меня, охотиться за мной, искать физической близости. Её не будет. И не только из-за моего целомудрия, хотя оно имеет место быть, но также из опасения за твою жизнь. Если ты посмеешь коснуться меня раньше, чем Церковь благословит нас, мой отец прикажет посадить тебя на кол.

     Александр откинулся на спинку сиденья и гнев на мгновение опалил его лицо.

     – Я наследник князей Феодоро. Мои родственники – знатнейшие люди Восточной Европы. Ни ты, ни твой отец не смеете мне говорить столь оскорбительные слова.

     – Извини, Александр! Я вовсе не хотела тебя обидеть, просто, мой отец чрезвычайно подозрителен и суров. Мне бы не хотелось, чтобы между вами возникли какие-то разногласия, – сказала София, улыбнулась, и примирительно погладила Александра по руке.

Он ещё несколько секунд хмурился, но потом его лицо разгладилось, и в потемневших от гнева глазах появилась ответная улыбка.

     – Я не авантюрист, не соблазнитель, как ты сказала. Я княжич. Мне не пристало соблазнять кого бы то ни было. Если я тебя поцеловал, даже попытался обнять, это не значит, что я посмел бы оскорбить тебя присменением силы.

     – Мне нравятся твои слова, Александр! Теперь в твоём обществе я буду чувствовать себя намного свободнее.

     – Неужели, ты мне не доверяла, считала меня способным на насилие?

     – Прости, Александр! Мои глаза тебе доверяют, Моё сердце тоже. Но жизнь моя полна горького опыта, который заставляет меня быть подозрительной с каждым, даже с тобой.

     Карету покачивало. Они сидели рядом, и на ухабах их тела соприкасались. Александр ощущал тепло её бёдер сквозь тонкую ткань шёлкового платья. Волнение опять сладостью наполнило его сердце.

     – Расскажи о своей семье,– ещё раз попросила София.