Мангыстауский фронт

Однако мало-помалу Даниель возвращался к прежней жизни, все чаще склонялся за столом над рукописью, в глазах горел неподдельный интерес к тому, что выходило из-под его неторопливого пера. И первым перемену в сыне понял, ощутил каким-то внутренним чутьем старый археолог.

Сегодня, слушая Даниеля, читающего рукопись, Кунтуар особенно переживал приятное волнение. Абажур настольной лампы мягким зеленоватым светом заливал центр стола, падал на лицо сына. Отец с легкой грустью любовался и гордился им, слушая бархатистый, мягкий баритон Даниеля.

— «Свинцовые волны Жаксарта[60] вздымались и тут же обрушивались вниз невиданным ливнем. Они на мгновение разбегались и, словно набрав новые силы, кидались, как обезумевшие, друг к другу. Волны бесновались, в неистовой ярости опять вздымались к небу, не зная покоя. Вот они, зародившись где-то в невидимой дали, с нарастающим ревом таранят правый берег реки, подмытый снизу, и крутой суглинистый яр обрывается. В бурлящую воду опрокидываются огромные оползни вместе с деревьями джиды, только что украшавшими берег. Будто этого и ждало стремительное течение — подхватило добычу и понесло ее вперед, образуя глубокие воронки. Из них, вихрясь в бесовской пляске, торчат макушки деревьев. На одной — чудом уцелевшее гнездо из травы и перьев, в котором истошно пищат неоперившиеся птенцы белого ястреба… В тот самый миг, когда волна готова была поглотить несчастных, невесть откуда камнем упала в гнездо крошечная, с кулачок, птичка. Она схватила за кожу затылка одного из своих детенышей и метнулась на берег. Второго мать не успела спасти, его, вместе с ветхим гнездом, захлестнул холодный вал. На месте, где только что испуганно пищал птенец, мутная, пепельного цвета вода лишь покачивала перья и стебли трав, из которых было свито ястребиное гнездо.

К берегам Жаксарта подступают бесконечные равнинные степи. Сейчас, в разгар весны, они покрыты изумрудно-зеленым ковром. Спешат отцвести яркие тюльпаны, гордо возносятся купола обелии. Как задумчивые девичьи очи, смотрятся в бездонное синее небо серебристые воды бесчисленных озер. Они образовались после паводка реки и ждут, изнывая, жаркого пагубного лета… Изредка воздух переполняется криками всполошившейся дичи. Ее вспугнул ястреб или сокол, молнией налетев на добычу с высоты небес.

На бескрайней равнине возвышается голубоватый Бозтайлак. Склоны этого большого холма, что богатая юрта, застланы ковром из кошмы — текеметом. Он затейливо соткан из белой шерсти, умело отделан орнаментом из звериных шкур. Рисунок то причудливо извивается в форме бараньих рогов, то переплетается, как клетки остова юрты. У самой вершины холма раскинут ковер с изображением портрета сакской царицы. В руках ее — дивные райские цветы — красные, белые, желтые… Над портретом сияет трон из чеканного золота.

Трон свободен. В степь пришла ужасающая весть: владыка саков царь Аморг убит в ставке персидского царя Кира. Вчера саки провозгласили нового своего властелина, который должен ступить на трон сегодня. Вот почему все обширное пространство у подножия Бозтайлака буквально забито пешими и конными воинами. Свои войска выставило каждое союзное племя: саки Жаксарта и Джетысу, аргиппии с берегов Кокшетенгиза, массагеты, кочующие вокруг Арала, исседоны — с востока Туркестана и с Тянь-Шаня.

Вдоль северного склона Бозтайлака сели на своих каурых и вороных скакунов аргиппии.

Рядом выстроились воины саков Тянь-Шаня, такие же скуластые, широколицые. Они родственны тюркам. Чуть восточнее раскинули шатры саки, похожие на афганцев и индусов. Их многочисленные племена населяют междуречье Амударьи и Жаксарта и далее, по всему плоскогорью, простирающемуся до Памира. Смыкают круг войск прославленные в битвах массагеты. Они не спешились, как другие, и стоят плотным, литым строем на своих гнедых, саврасых, белых в яблоках боевых конях. Хвосты и гривы коней подстрижены, словно воины приготовились к скачкам.

Чуть слышен говор собравшихся.

У каждого племени, как уже говорилось, свой язык, свой цвет и облик, но одинаковы их образ жизни, культура и обычаи.

Вооружены воины также были одинаково. На нравом плече — щит из круглых струганых палок, связанных сыромятными ремнями. На всем Востоке такое снаряжение известно как «сакское». Кони воинов широкогруды, с сухими, как у сайгаков, ногами, круто выгнутыми, что колеса арбы, шеями, с пушистыми гривами и хвостами. Они выносливы и в скачке по степи не знают устали. Сбруя: нагрудник, петлицы, подпруги — все сплетено из кожи. Многие выделяются сверкающей на солнце сбруей, отделанной серебром и золотом.