Мангыстауский фронт

Это представители племен, которые по-разному вели свое хозяйство. Одни выращивали пшеницу, другие — овощи и фрукты, третьи занимались охотой. Общим для всех было скотоводство. В основном племена кочевали. У них были общие обычаи и традиции, единые самобытные праздники, единые неписаные правила морали и поведения, только говорили на различных диалектах одного языка. Эти люди считали себя родственными друг другу, а земли, по которым кочуют, — единой родиной. Потому-то во время опасности и вставали навстречу врагу неприступной монолитной силой. Они собирались на такие вот советы, как сегодня, на которых рождались военные планы отпора любому противнику. Традиция со временем стала законом. Сегодняшний великий совет — верность этой традиции.

Выждав время, пока все займут свои места, не спеша поднялась с золотого трона царица. Она так же неторопливо, с удовлетворением оглядела заполнившие всю степь, до самого горизонта, войска и начала говорить:

— Прославленные полководцы, вожди родственных нам племен! — Голос звучал властно, как звон кованого булата. — Царь Персии Кир коварно убил нашего супруга и предводителя всех саков царя Аморга. В действиях Кира кроется и подлое предательство и вековая мечта персов — покорить сакский народ. В главном просчитался презренный Кир. Он не учел, что мы, саки, не тот народ, который может кого-то испугаться.

Непомерна наша печаль, но эта же самая сила и поднимает в нас гнев, а не страх перед ничтожным царем мидян. Если он бросает нам вызов и навязывает войну — мы готовы к отпору! Если надо за родную землю положить жизнь на поле брани — мы готовы и к этому!

Выслушать мои слова и собрала я вас здесь сегодня, великие воины! Надеюсь, мы трезво обсудим все и плечом к плечу выступим против коварного врага. Что скажете, мудрейшие и прославленные военачальники?

Царица властно посмотрела налево, в сторону Кедерея, словно говоря: «Ваше слово!»

— Великая царица! — Голос Кедерея был звонким и смелым, как клекот степного беркута. — Прежде чем высказать свои соображения, я хотел бы выяснить два обстоятельства!

— Спрашивай, смелый полководец!

— Первое, что неясно мне: убивал ли презренный Кир нашего любимого и великого царя Аморга с мыслью подчинить народ, которым тот правил, или у него была другая причина? Кто может знать теперь истинную правду?

Спаретра была немногословна в своем ответе:

— Какая может быть правда, коли один царь убивает другого? Известно: он хочет захватить власть убитого в свои руки! Кир и сам никогда не скрывает, что мечтает всю жизнь об одном — покорить вольнолюбивых саков. Мужественный Аморг дал понять — саки никогда не подчинятся его власти! Только поэтому он и погиб.

— Допустим, это и есть правда, — вздохнул в раздумье Кедерей. — Хочу узнать еще вот что: Кир, лишив жизни возлюбленного всеми нами Аморга, сам решил не давать выкупа за него и идти на саков войною? Или войну объявили мы, саки, как месть за гибель Аморга и надругательство над честью нашего народа?

Ответ Спаретры был также краток:

— Конечно, саки не смогли бы перенести покорно надругание над их честью, особенно убийство их любимого и великого царя. Но Кир опередил нас и первым начал войну. Три дня назад мы получили известие, что царь Персии ведет к нашей границе триста тысяч воинов.

— Можно ли нам, собравшимся здесь, узнать, кто известил обо всем этом великую царицу?

Спаретра посмотрела на Кедерея с явной неприязнью:

— Один человек, которому можно верить. — Она не сочла нужным сообщить, что все вести привез один из любимых слуг Кира, настоятель его гарема, некогда вывезенный персами из сакских земель. Она умышленно отступила на этот раз от правила (царь не должен что-либо скрывать от военачальников) и не назвала имени перебежчика из Персии. Кедерей принял это без явного удовольствия, почувствовав открытое недоверие.

— Благодарю тебя, великая царица, — согласно поклонился вождь. — Свое мнение я скажу, дай мне лишь время на размышление.

— Удовлетворяю просьбу, — ответила Спаретра спокойно и повернула голову направо.

Тамерис, преклонив одно колено, сверкнула в окружении воинов словно бриллиант в оправе. Ее племя слыло многочисленным и храбрым. У массагетов была одна особенность. Их правителями — чаще, чем мужчины, — избирались женщины. И вообще с мнением женщины массагеты считались больше, чем другие племена. Вот и сейчас на совете не было самого царя Бозрука, но сказанное его супругой Тамерис окружающие готовы были воспринять как собственное решение царя. Потому-то разом и обернулись на голос прекрасной женщины.

— Если ненавистный Кир трусит… — начала свою речь Тамерис, и огонь ненависти засветился в ее голубых очах. Она решительным движением откинула за плечи волну своих медно-рыжих волос и продолжала: — Мы готовы первыми нанести удар врагу! Долг и горе призывают нас отомстить убийце за смерть царя Аморга. Массагеты с вами! Ставим тридцать тысяч пеших воинов и пятьдесят тысяч женской конницы.

Спаретра одобрительно кивнула Тамерис и вопрошающе обвела взглядом военачальников других племен.