Маньяк Фишер. История последнего расстрелянного в России убийцы

– Ребят, вас долго ждать? – спросил Головкин. Долетавшие обрывки фраз вызвали у него кривую улыбку.

Дальше все разворачивалось по отработанному сценарию. Ребята забрались в багажник, а затем безропотно проследовали в гараж.

– Марш в подвал, – приказал Головкин изменившимся тоном, когда они оказались внутри, и с грохотом закрыл дверь. От мальчишек его отделяла всего пара шагов, но в темноте это расстояние преодолеть было не так просто.

Коля нащупал в кармане перочинный нож, незаметно вытащил его и ткнул рукояткой в приятеля.

– Ты накинешься, я ударю, и бежим, – еле слышно прошептал он Саше.

– С ума сошел? Делай, что говорят, быстрее отпустят, – прошептал тот.

В тот момент Саша решил, что они попали к мужику, который слишком озабочен соблюдением закона и поэтому решил проучить потенциальных преступников. Сейчас он им прочитает лекцию и отпустит…

Вместо лекции мальчиков заставили спуститься в подвал, а потом раздеться. Снимая брюки, Коля еще раз показал приятелю нож, но тот только покрутил пальцем у виска. Мужчина вдруг схватил за шею одиннадцатилетнего подростка и приказал:

– Вставай на колени.

Насилие длилось долго. Присутствие зрителя будоражило воображение мучителя.

– Будем слушаться – все быстрее закончится, – прошептал приятель Коле, когда Головкин отшвырнул его к стене, прежде чем взяться за второго пленника.

Прошло несколько часов, пока наконец насильник не приказал Коле подниматься наверх. Мальчики выдохнули. Им казалось, теперь их жуткий знакомый получил все, что хотел, а значит, сейчас их отпустят. Внезапно Коля почувствовал, как по его шее что-то скользнуло. Мальчик инстинктивно поднял руки и нащупал веревку. В ужасе обернувшись, он увидел довольно улыбавшегося садиста, который подставил под него табуретку.

– Не надо, не надо! Пожалуйста, не надо! Прошу вас, – зарыдал Коля.

– Я и не буду. – Мужчина издевательски поднял руки вверх и демонстративно сделал шаг назад. – Табуретку убирай, – приказал он Саше.

– Что? Нет, нет, он же умрет! Нет, так нельзя, – заскулил подросток.

– Правильно. Или он умрет, или ты. Выбирай, – произнес изувер и довольно засмеялся.

Мальчик медленно опустился на колени и осторожно стал ощупывать ножки табуретки. Мужчина продолжал довольно посмеиваться и поторапливать его. Потом ему надоела эта игра, и он хлестнул подростка по спине прутом, оставив на коже красную отметину. Саша вскрикнул и осторожно чуть сдвинул опору. Коля сильнее вцепился руками в удавку на шее.

– Живее давай! – крикнул насильник и ударил мальчика снова. Подросток медленно стал вытаскивать табуретку из-под ног друга. Тот начал дергаться и хрипеть, но происходящее уже не казалось Саше чем-то реальным. Все это выглядело настолько дико, словно он смотрел документальное кино об ужасах фашистских концлагерей.

Коля быстро стих, и через несколько минут в петле болталось его мертвое тело. Спустя время в той же петле оказался Саша, табуретку из-под которого выбил уже Головкин.

Я попросил одного выбить табуретку из-под ног другого. Он не спорил. Я так сказал резко: или он, или ты. Он быстро согласился, а потом уже я за него взялся.

Из показаний Сергея Головкина. 1992 г.

Когда все закончилось, Головкин почувствовал, что нащупал способ возродить тот азарт и ликование, которые он испытал, когда впервые ощутил абсолютную власть над чужой жизнью. Настолько более захватывающим оказалось наблюдение за мучениями пленника и вынужденного палача.

Эти фантазии, все более и более абсурдные и дикие, позволяли Головкину глубже погружаться в свой мир, упрятанный очень глубоко в подвале гаража возле одинцовского конезавода. Иногда он приезжал на поляну в Звенигородское лесничество, чтобы проверить, на месте ли спрятанные кости и надежно ли они скрыты от посторонних глаз. Обширный лесной массив находился в отдалении от шоссе. Рядом ни речек, ни озер, а ближайшая деревня – в нескольких километрах, так что шансов кого-либо здесь встретить было мало. Вдобавок лес перерезали старые проселочные дороги, и сюда было удобно заезжать на автомобиле. Именно поэтому Головкин постепенно стал использовать территорию лесничества для захоронения жертв. Иногда воспоминания оживали в его голове столь ярко, что буквально жгли изнутри. Но в другие моменты, особенно на работе или у матери, ему начинало казаться, что все это не более чем продукт воображения, и тогда он в ужасе спешил в гараж, где хранились все его наиболее дорогие «сувениры», включая череп, который теперь стоял на самом видном месте.