Маньяк Фишер. История последнего расстрелянного в России убийцы

– Высажу тебя здесь, отсюда уже дойдешь, – раздраженно бросил водитель и притормозил возле остановки «Конезавод». Раздался щелчок, с которым металлические лопасти «бабочки» смыкались в ручку. Мужчина повернулся к подростку и спросил:

– Ты выходить собираешься?

– Деньги давай, – срывающимся голосом приказал Петр и приставил лезвие к горлу водителя. Тот замер, стараясь дышать как можно тише. Все его сознание сейчас сконцентрировалось на холодном лезвии возле сонной артерии.

– У меня нет денег, – проговорил он и выдохнул. Руки подростка с каждой секундой дрожали все сильнее.

– Сколько есть, столько давай.

Головкин еще мгновение наблюдал за тем, как трясется юный грабитель, затем медленно поднес руки к шее, взялся за маленькое острое лезвие и так же медленно отвел его в сторону.

– Давай лучше договоримся, – примирительным тоном произнес Головкин и поведал про склад, на который они сейчас могут отправиться, чтобы разжиться товаром. Нужно только заскочить в гараж за инструментами, а там назойливый сторож, так что придется залезть в багажник.

Подросток и так уже находился на грани срыва. Ему было нечего терять, а значит, и страха он больше не чувствовал. Единственное, что обычно останавливает человека от нарушения закона, – это страх. Отчаяние лишает страха и стирает границы дозволенного.

Петр понял, что происходит что-то не то, лишь в подвале гаража. Приложив огромное усилие, подросток навалился на нападавшего, пытаясь выбраться наружу, но Головкин оказался сильнее, и скоро очередная жертва уже висела со связанными руками на крюке, вбитом в стену.

– Воров нужно наказывать, – приговаривал Головкин, уродуя тело парня. Пытки продолжались несколько часов. В какой-то момент у Петра блеснул луч надежды, когда в дверь гаража кто-то постучал и, судя по звукам, зашел внутрь. Несчастный кричал, но слабый звук его голоса тонул в бетонных стенах подпола. Вернувшись, садист, казалось, заново набрался сил и злости для пыток.

Уже под утро Головкин выдохнул и с блуждающей улыбкой на лице привалился к стене. Подросток иногда на мгновение приходил в себя, но потом вновь впадал в беспамятство. Садист уселся на пол и закурил. Оглядевшись по сторонам, он увидел огромную полиэтиленовую перчатку, которую использовали при осеменении лошадей, и решил опробовать способ убийства, который видел в боевиках. Он докурил, затушил сигарету об пол, тяжело поднявшись, взял пакет и подошел к висящему на крюке парню. Через несколько минут Петр уже не подавал признаков жизни.

Головкин подвесил свою жертву за вывернутые руки, на дыбу, привязал шнур к половым органам, дергал, раскачивая тело. Потом стал жечь паяльной лампой лицо и волосы на лобке, удовлетворившись, натянул на голову полиэтиленовую перчатку. Когда жертва теряла сознание, Головкин снимал перчатку и ждал, пока подросток придет в себя. Мольбы о пощаде воспринимал как призыв к действию. Предложение мальчика выполнить любой приказ и привести в подвал кого угодно, Головкину понравилось…

Из протокола дела. 1992 г.

Так называемое русское убийство приобрело популярность в Нью-Йорке 1980-х. На голову человека надевался пакет и затягивался. Жертва задыхалась и умирала, после чего пакет развязывали и убирали. На теле убитого не оставалось никаких следов, словно он просто перестал дышать. По легенде, этот метод стала использовать русская мафия, оказавшись в Нью-Йорке вместе с очередной волной эмиграции, но никаких подтверждений этому не существует. В СССР этот способ никогда не практиковался, ибо пакеты были на вес золота. Однако сценаристы боевиков мгновенно среагировали на миф и стали включать в фильмы категории «Б» эпизоды с таким способом убийства.

Головкин оставил тело висеть на крюках и лишь через пару дней расчленил, отвез в лес и закопал. Он был недоволен и разочарован. Подросток мужественно терпел боль, а потом слишком быстро потерял сознание. Его тело не привлекало насильника, а после того как все закончилось, изувер не испытал привычного удовлетворения. Он не насытился. Сейчас ему было просто необходимо увидеть ужас, страх и отвращение, прожить их вместе с жертвой и слиться в едином экстазе боли.