Маньяк между строк

– Он нас развлекал, требовал представить, как сидит семья в комнате, заваленной телевизорами по самый потолок. «Почему теликами?» – спрашивали мы. «Потому что им нужен холодильник, а наступила пора покупать телевизор. Дети плачут, отец семейства в печали, мать волосы рвет. Нужен холодильник, но до поры холодильников еще ого-го. И вот они, бедолаги, топают в магазин за холодильником… и покупают очередной телик». Лешу звали Бармаглотом из-за этих приколов, вроде как такой человек-парадокс. Он даже имел своеобразную популярность. Но вышло так, что он хоть из этой сказки, да другой персонаж. Фамилия оказалась говорящей. А сказка обернулась настоящим кошмаром. – Инна вновь вздохнула. – Мой отец посмотрел на наши финансовые мытарства и устроил его в управление архитектурой мэрии. Государев орган. Деньги не такие, как в частном бизнесе, но и в управлении тоже были перспективы. Отец планировал, что мы создадим семейный подряд: я – дизайнер, муж – архитектор. Даже на этой должности можно было хотя бы землеотводом под частное строительство заниматься. Люди деньги там лопатой гребли. Мы тоже могли открыть фирму, коттеджи под ключ делать, тогда как раз вся Россия начала отстраиваться, облагораживаться. Совкового стекла и бетона все уже хлебнули, хотелось чего-то теплого, уютного, человеческого, с камином и подставкой для зонтиков. В общем, спроса было больше, чем предложений. Но Алексей ни в какую. Сидел и упорно с девяти до шести садовые товарищества межевал, выбоины на дорогах пересчитывал и пешеходные переходы планировал. Зарабатывать не хотел. Потом мой молодой муж и это бросил, потому что все время работал над уникальным проектом. Мост там какой-то супер-пупер, потом была двухуровневая набережная, выдвигающаяся из грунта, как складная кровать, потом здание надземно-подземного торгового центра с откидными трапами для парковок. Часто он смеялся невпопад или вдруг расстраивался, когда всем было смешно, но мы думали, что это часть его гениальности. Поначалу он и вправду казался нам всем гением. Учился лучше всех, кстати, идеями сыпал, как из рога изобилия. – Инна сокрушенно покачала головой. – Мои родители начали первыми догадываться, что все эти мосты и набережные – не гениальность, а болезнь. Поначалу я смеялась, потом злилась, потом скрывала: себе не хотела признаваться, а тем более людям. Потом уже и друзья начали замечать неладное. Первый приступ случился сразу после летней сессии на четвертом курсе. Алексей звонил какому-то императору, у которого, по его мнению, и работал главным архитектором. То есть он, как выяснилось, все это время был трудоустроен, просто окружающие этого не понимали. Бегал по городу в одних трусах, искал будку телепортации в будущее.

Инна вдруг замолчала. По лицу ее текли слезы.

Мы с Викой ждали. Мне вспомнилась одна из записей дневника, которая поразила больше других, хотя в ней не было ничего экстраординарного, просто один из многочисленных эпизодов жизни. В этом коротком отрывке была и Лена, и любовь, но самое главное там было то, что Лена с родителями и друзьями принимали за гениальность, а психиатры называют аффективной неадекватностью. Интересно, что с помощью своего дневника Алексей Шляпник старался «гениальность» осмыслить и, наверное, победить. Но, к сожалению, не победил.

4.12.1996

Не понимаю, как такое вообще могло произойти. Не понимаю, что взбрело мне в голову. Мы стояли на балконе у Тима, он живет почти в центре, на Красноармейской, в сталинской пятиэтажке с видом на площадь Куйбышева. Крутое место. Знаковое. Отец Тима какой-то чиновник в городской администрации, а бабка с дедом были видными деятелями в политбюро тогда еще Куйбышева. Раньше я не считал себя нищебродом, но все познается в сравнении.

Через какие-то связи родителей Тим раздобыл чертежи будущего железнодорожного вокзала. Это было похоже… Черт, это было похоже на гигантский улыбающийся член. Мужской половой орган с торчащим в зенит адмиралтейским шпилем имперского величия. Я, собственно, так и сказал: «Конец Льва Толстого». Потому что половое великолепие. Стоя в конце улицы имени Льва Николаевича.