Шляпник посмотрел на доктора с сомнением, как будто хотел поинтересоваться, ну ладно я сумасшедший, но вы-то доктор вроде бы нормальный. Неожиданно больной заговорил на удивление разумно.
На последнем стоп-кадре, которым кончалось видео, был запечатлен удивленный, недоумевающий взгляд Алексея Шляпника, обращенный к его лечащему психиатру. И если меня заставили бы судить об этих двоих по той части интервью, где речь шла о собаках, то я был бы уверен, что болен не пациент, а врач. Я и сам совсем недавно думал о чем-то подобном.
Есть гипотеза, что психические болезни появились вместе с языком. Язык скрывает наши главные тайны, материализует наши странные ассоциации и желания. С помощью языка мы научились создавать параллельную реальность, виртуальная реальность – тоже результат человеческой языковой деятельности. Компьютерный код – тоже язык, только искусственный. Само собой, что в таких условиях человеку гораздо проще сойти с ума, чем какой-нибудь собачке или кошечке. И в этом смысле Шляпник совершенно прав. Ну а то, что врач старался выведать, не является ли убийство собак невротическим протестом против такого несправедливого положения вещей, лишь ставило самого доктора в несколько глупое положение.
Виктория сделала дозвон, и Тимофей Игнатьевич появился на экране скайпа теперь в режиме реального времени.
– Шизофрения – это четыре А, – попытался ответить на вопрос Виктории «Оле-Лукойе»: – Апатия (вялость), аутичность (уход в себя), абулия (отсутствие воли), амбивалентность (люблю и ненавижу). По-моему, Шляпник больше опасен сам для себя, чем для окружающих. Вот как раз с собой он несколько раз пытался покончить, – проговорил старичок, узнав Викторию.
– А убивать в принципе шизофреник может?
– Да, может, почему не может? Любой человек при определенных обстоятельствах может убить другого человека.
– А серийно?
– Тут уже сложнее, но и так бывает.
– Ну а конкретно Шляпник?
Доктор пожал плечами:
– У Шляпника сохранен контроль над сознанием, он много лет боролся с признаками болезни, пытался ее контролировать, и во многих смыслах ему это удавалось, это нетипичный случай.
– Что это значит?
– То, что теоретически я не отметаю такой возможности, но нужны доказательства еще и со стороны следствия. Ведь теоретически и мы все можем… Понимаете, чтобы человек начал убивать серийно, стал маньяком, это как атомная бомба. Должны сложиться много разных компонентов, а потом еще возникнуть условия, чтобы эти компоненты рванули. Есть черты предрасположенности к насилию. То, что психиатры называют неправильными мозгами, – это особые изменения в области лобной и височной долей, которые отвечают за формирование воли, увеличение желудочков головного мозга, отвечающих за инстинктивные желания. В принципе томограмма Шляпника показывает подобные изменения. Но должны наложиться еще особые черты личности плюс внешние социальные факторы и, наконец, пусковой механизм, служащий толчком. Есть маньяки, которые убивали только женщин в красных плащах, есть те, кто реагировал на обтянутые колготками ноги, на пионерскую форму, а кому-то и этого всего не надо. В общем, много факторов должно сдетонировать, чтобы маньяк проявил себя. Что касается Шляпника, то я могу сказать, что он отличная кандидатура, вот только у меня в отделении есть как минимум человек пять таких же прекрасных кандидатур.
Виктория поморщилась.
– Шляпник агрессивен? – поинтересовалась она.
– Скорее озлоблен.
– Это из-за болезни?
– Конечно.
– Раним?
– Чрезвычайно.
– Впечатлителен?
– Да.
– Внушаем?