Маньяк между строк

Удивительно, как до всех этих систем электронных поисков работали лингвисты прошлого. Например, Алексей Александрович Шахматов держал в памяти несколько десятков летописных сводов одновременно, когда доказывал подлинность «Повести временных лет». А когда думаешь о том, что помимо летописей ему, жителю послереволюционного Ленинграда, приходилось держать в голове еще и задачи вроде «где найти дров, чтобы не замерзнуть следующей ночью», то и вовсе становится стыдно за нас нынешних, со всеми нашими «гранд отелями», компьютерами в карманах и бесконечными кофе-брейками.

Вместе с Верой в конференц-зал «Гранд Ставро» явились три дамы. Все были ровесницами Ухтомской, плюс-минус пара лет, как выяснилось, все они учились на местном филфаке. Студенческо-аспирантское братство. Одной из прибывших оказалась уже известная по рассказу Веры высокая, склонная к полноте блондинка Екатерина Дрын, безуспешно пытающаяся выйти замуж последние десять лет. Вторая – маленькая худышка с мелкими чертами лица, похожая на мышку, – Ольга Разбежкина; третья – Валентина Косотырикова.

– Правнучка той самой знаменитой медсестры, Героя Советского Союза, которая вынесла с полей Второй мировой больше четырехсот раненых бойцов, – шепнула мне на ухо Вера, пока дамы осматривались и рассаживались.

Заслуги бабушки были несомненны, но лучше бы Вера что-то сказала о научных заслугах самой Косотыриковой. Быстренько заглянув на сайт электронной системы e-library, я обнаружил, что ни за кем из дам, кроме самой Веры, каких-то значимых публикаций не числилось, заветный индекс Хирша, столь лелеемый научной общественностью, а тем паче университетским руководством, у всех подруг Веры был равен единице.

Представившись, Виктория была вынуждена сообщить, что стратегия поменялась и теперь, судя по всему, работать придется не в столь комфортных условиях.

– Да уж, тут у вас хоромы, – откликнулась Екатерина Дрын. – Просто даже из любопытства стоило заглянуть.

Пока Виктория рассказывала о том, какие именно письма интересуют следствие, дамы глазели по сторонам, успели дважды сделать перерыв на кофе и слушали, откровенно говоря, не слишком внимательно.

– Мы можем разместиться за компьютерами, чтобы посмотреть конкретные примеры, – предложила Виктория.

Дамы переглянулись, словно советуясь, стоит ли, но все-таки переместились за столы.

Для письменной речи человека с интересующим нас расстройством мышления свойственны некоторые черты, которые Виктория не замедлила перечислить, приводя примеры из дневника Шляпника и из писем, которые идентифицировали как письма Правдоруба.

– Расстройство ассоциаций, – начала перечислять Вика. – Обратите внимание на первый отрывок…

Дамы склонились к экранам компьютеров.

13. 04. 1996

«После лабораторной мы с Вадимом пошли в столовую. Там были Лена с Изольдой. Изольда меня ненавидит после того, как мы с Ленкой объявили о свадьбе. Она регулярно носит теперь красное, это верный признак. Красный – цвет мести». (Из дневника Алексея Шляпника)

Далее было соскальзывание мысли, иллюстрированное таким отрывком:

«Давно не писал. Ну, наверное, потому, что если ты не писатель, то писать можно о чем-то документально-точном или о диалогах с собой. Вроде эссе. Думая, что ты один. Но ты не один. Всегда кто-то смотрит, пусть даже это ты сам смотришь. А когда не с кем поделиться, лучше сочинять сказки. Сказки – это такая конфета из детства, похожа по вкусу на сказки Пушкина. Вадим рассказывает сказки своей сестре: сказки Пушкина, а сестра съедает сказки Пушкина». (Из дневника Алексея Шляпника)

Чтобы продемонстрировать, как выглядит интересующая нас жалоба целиком, Виктория вывела на экран полный текст письма под номером три. Написал его некто Олейник Л. Т. Человек этот, как и предыдущие отправители писем, был выдуман Правдорубом: по указанному адресу такой человек никогда не проживал. Виктория просила обратить внимание на композицию письма.