Маньяки

— Я не знаю, как это должно происходить, — признаю я. — Я предполагаю, что мы должны проголосовать за соответствующий план действий.

Алек усмехается.

— Мы проголосуем, как только подтвердим твою личность. Это свидетельство о рождении не более чем жалкая бумажка. Я требую полного анализа ДНК.

— Я более чем счастлива предоставить все, что эта семья сочтет нужным. Однако на это уйдут дни, и я не желаю стоять сложа руки, пока Джованни реализует свои планы по проникновению в эту семью, и я надеюсь, что исходя из вашей преданности Джии, вы не будете считать иначе.

Тяжелая тишина заполняет комнату, и все взгляды поворачиваются к Алеку, ожидая его ответа, но все, что я получаю, — это острый взгляд, от которого победа бурлит в моей груди. Получай, ублюдок.

— Хорошо, тогда решено. Все, кто за то, чтобы защитить империю Моретти, устранив Джованни ДеАнджелиса, поднимите руку.

Решение принимается единогласно. Все в комнате молча поднимают руки, и я киваю.

— Хорошо, — говорю я, прежде чем снова чувствую, как по мне пробегает нервный трепет. — Я считаю, что должна также сообщить вам, что у Джованни есть новорожденный сын. Мать этого ребенка имеет для меня большое значение, и я дала ей обещание, которое не нарушу. Я намерена взять этого ребенка к себе и воспитывать его — в качестве матери или просто опекуна, это еще не решено.

— Станет ли этот ребенок твоим сыном, как член семьи Моретти, твоим наследником? — Спрашивает Алек, наблюдая за мной прищуренным взглядом.

— Нет, — говорю я ему. — Это еще не обсуждалось, но, учитывая, что в его жилах течет кровь ДеАнджелисов и что у его старших братьев нет собственных детей, он, более чем вероятно, станет следующим наследником ДеАнджелисов. Однако все вы должны знать, что любое нападение на этого ребенка будет расценено как личное нападение и на меня, и на семью ДеАнжелис, и вся мощь обеих семей обрушится на виновных. Это понятно?

Все в комнате кивают, и я, наконец, начинаю чувствовать, как беспокойство покидает мою грудь, расслабляясь настолько, что могу нормально вздохнуть.

— Отлично, — говорю я, более чем готовая перейти к следующему вопросу. — Тем временем мы займемся организацией похорон Джии. Если кто-то знал ее лично и захочет высказать свои соображения по поводу того, что ей могло бы понравиться, я буду признательна. В течение часа я вызову патологоанатома для срочного анализа моей ДНК и сообщу вам, как только придут результаты. Я ничего не упустила?

— Что будет с сыновьями ДеАнджелиса, когда с Джованни… разберутся?

Я пожимаю плечами.

— Это их дело, однако я предполагаю, что они займут положение своего отца, как всегда и намеревались. Однако то, что я стою во главе этой семьи, является гарантией того, что между семьями больше не будет вражды. Мои отношения с мальчиками никуда не денутся, как и я сама. Это высечено на камне и навсегда останется неизменным. Если у кого-то с этим есть какие-либо проблемы, то вы можете уйти.

Алек снова встает, пристально глядя на меня.

— Ты предпочла бы этих выродков-убийц своему долгу перед семьей?

Я смотрю прямо на него в ответ, не колеблясь ни секунды.

— Если ты спрашиваешь меня, предпочла бы я счастье и любовь жизни, полной убийств, страха и предательства, то ты абсолютно прав, я бы так и сделала.

С этими словами я разворачиваюсь на каблуках и направляюсь к выходу.

— А теперь, если вы меня извините, в наших камерах внизу трое мужчин, которым требуется мое внимание. Вы все можете быть свободны.

29

Лифт звенит о прибытии, и я едва могу дождаться, когда дверь полностью откроется, прежде чем выскакиваю в маленький коридор и перешагиваю через три тела, которые мы явно забыли убрать.

— СРАНЬ ГОСПОДНЯ, — кричу я, врываясь в камеру и обнаруживая троих парней, прислонившихся к затемненным стенам. Взгляд Леви сосредоточен на его руках, а не на цепях, которые грудой лежат в центре комнаты. — Я ВЫЖИЛА.

Маркус вскакивает на ноги, а голова Романа поворачивается ко мне, его темный пристальный взгляд скользит по моему телу, но Леви просто продолжает смотреть на свои руки.

Я пересекаю камеру, присаживаюсь перед ним на корточки и заставляю его посмотреть мне в глаза.

— Пойдем, — говорю я ему. — Давай выбираться отсюда.

Он хмурит брови и смотрит на меня тяжелым взглядом, который кажется таким далеким. Он выглядит так, словно попал в мир боли, заново переживая те ужасные несколько дней, что он был прикован здесь, вспоминая жало хлыста, когда тот врезался ему в грудь. Я наклоняюсь, провожу пальцами по его лицу, и в одно мгновение он снова становится тем парнем, которого я в последний раз видела наверху, пытающимся защитить меня от своих заклятых врагов.

— Да, — говорит он, беря меня за руки и позволяя мне поднять его, явно потрясенный тридцатью минутами, проведенными здесь внизу. — Пошли.