Маньяки

Мы поднимаемся обратно наверх, и, поскольку нам больше некуда идти, и, нигде мы не будем чувствовать себя в безопасности, мы остаемся здесь, называя пока это место домом. Я рассказываю ребятам обо всем, что произошло во время встречи, и вздыхаю с облегчением, когда они подтверждают, что все, что я сказала о семье ДеАнджелис и их новорожденном брате, было правильно.

— Я думаю, нам нужно провести еще одну встречу с оставшимися членами семьи ДеАнджелис, — бормочет Роман, пока я веду их по мега-особняку, несмотря на то, что они уже изучили планировку, как изучали изгибы моего тела. — Они должны быть готовы, и мы должны знать, на чьей стороне они сражаются.

Я усмехаюсь.

— Мне нужно напоминать тебе, что все эти ублюдки до единого просто стояли и смотрели, как твой отец принуждал меня к браку, и ни хрена не предприняли по этому поводу? Они точно знали, что он намеревался сделать со мной в течение следующих нескольких часов.

— Доверься мне, — говорит Роман, останавливаясь посреди коридора и поворачиваясь ко мне, он берет меня за подбородок и заставляет встретиться с ним взглядом. — Я не забыл, и все они понесут наказания за свои действия. Но у нас есть приоритеты, и мы не можем сжечь те немногие оставшиеся мосты, которые у нас есть, пока не будем уверены, что они нам больше не понадобятся.

Я высвобождаю подбородок из его мягкой хватки и отвожу глаза. Я знаю, что он прав, и полностью согласна с его доводами, но это не значит, что мне это должно нравиться.

— Неважно, — бормочу я, как взбешенный подросток. — Но для протокола, твой дедушка получит мою шпильку прямо в свою задницу. Мне действительно не нравится этот парень.

Маркус сдерживает смех, обводя взглядом окружающие комнаты, и убеждаясь, что мы действительно здесь одни.

— Становись в очередь, — говорит он, прежде чем движением подбородка указать вглубь дома. — Если мы останемся здесь, я хочу, чтобы это место дважды прочесали.

Не говоря больше ни слова, Роман и Маркус обходят дом, убеждаясь, что никто из семьи Моретти не чувствует себя здесь как дома, и не прячется под моей кроватью с ножом.

Леви остается со мной, не желая покидать меня, и пока он со мной, я не вижу причин не привести его в порядок. В его волосах и на теле все еще есть засохшая кровь, и сейчас трудно сказать, его это кровь, оставшаяся после пребывания в камере, или же это последствия убийства охранников Джии в фойе.

Кроме того, в его плече есть незалеченная пулевая рана, полученная от Джии в ту ночь, когда она забрала его, и хотя она выглядит неплохо, в основном это просто уже поверхностная рана, мне бы не хотелось, чтобы в нее попала инфекция и причинила ему еще больше боли.

Эта война между Джией, Джованни и нами оставила у мальчиков шрамы, которые не должен носить ни один мужчина, но она подходит к концу. Я чувствую это. Не успеем мы оглянуться, как будем отдыхать на частном острове, нежась в лучах солнца, пока парни будут драться за то, кто трахнет меня первым. В конце концов, это, вероятно, превратится в очередную эпическую вечеринку вчетвером, но, черт возьми, о чем девушка еще может мечтать.

Леви сжимает мою руку, когда я веду его вверх по лестнице в комнату, которую я использовала всю неделю, пока жила здесь. Комната чужая, слишком чистая, слишком обезличенная, и в ней абсолютно нет ощущения дома. Не очень то приятно будет остаться здесь на… черт, я не знаю, как долго, но это определенно поможет мне с приходом на место Джии на вершине пищевой цепочки семьи Моретти. В этом доме у меня есть эксклюзивный доступ ко всем файлам Джии и семьи Моретти одним нажатием кнопки. Кроме того, потрясающий тренировочный зал и оружейная, построенные Джией, не останутся без внимания.

Заведя Леви в отдельную ванную комнату, я наклоняюсь под душ и поворачиваю кран до тех пор, пока не начинает струиться горячая вода и вокруг нас не начинает клубиться пар. Я подхожу к Леви, и мои руки опускаются к бинтам на его груди.

— Ты в порядке? — Спрашиваю я, медленно снимая их и морщась от того, как липкость стягивает его открытые раны.

Леви кивает, его губы сжимаются в жесткую линию, ожидая, что я потороплюсь и сниму бинты. На моем лице расплывается ухмылка, и я не могу не поддразнить его.

— Ты сражался в битвах, был ранен ножом, подстрелен и сталкивался лицом к лицу с худшими типами людей, но липкий бинт — это то, что тянет тебя ко дну?

Его рука обвивается вокруг моей талии, и я снимаю остатки бинта с его кожи и бросаю в таз.

— Тебе лучше следить за своим языком, соплячка.

Трепет пульсирует глубоко внутри меня, но я отгоняю его. Вряд ли сейчас время и место думать о моем женском стояке. Леви прошел через ад. Единственной мыслью в моей голове должна быть попытка понять, что для него сейчас лучше.