Манифест феминистского движения России

Патриархат – это такой общественный строй, который пронизан властными отношениями, отношениями господства и подчинения. При этом женщина находится в рабстве у мужчины, а вернее – у патриархата в целом. Даже занимая верхнюю ступеньку властной иерархии, женщина оказывается в зависимости от принципов патриархата, лежащих в основе всего общества. Все властные структуры являются отчужденными мужскими ценностями, андракси: рацио, сила, насилие, иерархия, власть. На этих основаниях построено патриархатное общество, и женщина, таким образом, испытывает двойной гнет: гнет отчужденных структур, во-первых, и, во-вторых, отчужденных от чуждых ей мужских качеств и ценностей. Отчуждение из всех людей делает рабов, убивая в них всё человеческое. Чувства, эмоции, радость от отношений приносятся в жертву отчужденному от человека обществу, его безжизненным, мертвым структурам, таким как государственный аппарат и вся бюрократия.

Мы – чужие на этом «пирровом» пире. Мужчины проиграли битву за человека. Человеческое общество они выстроили. Но в битве с природой они потеряли столько сил, что впору считать это проигрышем. О чем ясно свидетельствует кризис фаллогоцентрической цивилизации. В этой цивилизации будто и нет человека – в схватке за человека его же и убили. Вместо отношений между действующими, думающими, страдающими субъектами в построенном патриархатом мире господствуют отношения между субъектом и объектом, объектом и вещью. Первой вещью, играющей главную роль в отношениях между мужчинами, была и остается (пусть имплицитно) женщина. Общество было построено и продолжает фундироваться на обмене женщинами: этот обмен в «цивилизованном» обществе оформлен в такие отношения, как брачный союз (династический, ради приданого и т. п.). И кризис общества выражается также в кризисе института основанной на патриархальных традициях семьи, когда идет замена традиционной семьи на новые ее формы («гражданский» и «гостевой» брак, лесби– и гей-семьи, отказ от создания семьи, полиамурный брак, «лоскутные» семьи, и т. д.), идет отказ от жестких гендерных ролей.

Женщины восстают против положения вещи, когда на них смотрят как на объект, на предмет обмена, когда их используют как родильные машины или прислугу без права голоса. А если они не выполняют предназначенные им роли, то от них стремятся избавиться.

Отношение к женщинам, занимающимся проституцией, наиболее показательно. В обществе при патриархате семья является аккумулятором материальных ценностей. Чувства, желания, удовольствия в них не входят – наоборот, они представляют угрозу материальному благосостоянию. Следовательно общество налагает на них запрет. Любовь, не освященная браком, греховна. Женщины в проституции расплачиваются за двойной проступок мужчины: они склоняют его ко греху, к проявлению его чувственности в ущерб материальным ценностям, отворачивают его от семьи и обнажают его слабости. К таким женщинам относятся как к использованной вещи, которая была свидетелем и причиной грехопадения. Их убивают каждый день, и никто не думает об этом как о какой-то экстремальной ситуации. Когда мужчина убивает секс-рабыню, он чувствует себя добродетельным. Он избавляет мир от греха. Эти женщины наиболее доступны для фемицида. При этом убивают не только секс-работниц. По реконструированным статистическим данным, в России каждые сорок минут погибает женщина от рук близкого мужчины: мужа, сожителя, отца, друга. Домашнее насилие – это тот же фемицид, основанный на убеждении, что женщина не такой же человек, как мужчина, что она не совсем человек или даже недочеловек. По отношению к женщинам в проституции видно, что они испытывают особую степень дегуманизации. Да, у всех женщин есть опыт, когда их воспринимают как объекты, обращаются с ними как с объектами, с недочеловеками. Но с женщинами в проституции обращаются как с особой категорией объектов, которые можно и нужно уничтожать.