Манифест Рыцаря (СИ)

И всякий раз перед ним, как живая, представала Туригутта Чернобурка — призрак её чуть расплывался в солнечном свете ранней весны, когда она, незримая для остальных, складывала руки на груди и грустно посмеивалась:

— Ну что, Мотылёк, получил свой шанс на подвиг?

***

Что, бесспорно, было прекрасно в службе, так это возможность молиться в воинских приделах храмов, посещать все без исключения тренировки — в число которых входили кружки стихосложения и сочинительства — и свободный вход в знаменитые княжеские купальни Мелтагрота.

Иные рыцари избирали для себя посещение купален в строго определённые дни — когда на нижних ярусах, куда стекала вода, работали, подобрав юбки, весёлые придворные прачки. Левр любил посещать купальни после тренировок мечного боя, к которым, себе на удивление, пристрастился.

Всё, что мешало ему и делало его неуклюжим середнячком, ушло; юноша перестал бояться проиграть, ему стали любопытны собственные ошибки и возможности их исправить. Мастер-лорд Мархильт вздыхал, и пару раз в сердцах даже воскликнул, что жалеет о потере способного ученика — ведь мог бы довести его до мастера меча, и потом, возможно, и выше…

Левр подобные беседы вежливо пресекал.

Сегодня тренировочный двор, галереи и даже купальни гудели: переписчики королевских войск были замечены в Школе, и это значило только одно.

— Война! — мрачно озвучил Косса, встретившийся на улице. — Затевают новый поход.

— Кого набирают? — поинтересовался Левр безразлично.

— А кто пойдёт. Поговаривают… — Косса понизил голос. — …кто-то из штурмовиков лично выбирает бойцов.

— Далёкий поход?

— Восточный. Куда-то за Междуречье.

Левр сжал зубы. Штурмовые войска на востоке? Это мог быть кто угодно; десять из двенадцати штурмовиков воевали за Черноземьем.

— И это не всё, — делился словоохотливый Косса, — брат князя, лорд-бастард, вроде тоже отправляется.

— Но он из личных рыцарей владыки Иссиэля…

— Королевское прошение. Такие времена.

— А ты бы отправился? — выдохнул Левр, и приятель выпучил глаза:

— Ты что? На восток? За три гроша на верную гибель? На что оно мне?..

Опрокинув на себя три ковша воды и поторопив друга, Косса покинул купальни. Левр улавливал, задумчиво намыливая мочалку, разговоры остальных:

— …и помиловали, как ни в чём не бывало…

— …а кровищи, кровищи было! И снова в поход.

— Но куда денешься, когда припрёт?

Штурмовые войска всегда были главным предметом для сплетен, восхищения, зависти и ненависти. Левр вздохнул, пообещав себе разузнать, что там за новости с востока, и потянулся за полотенцем. Парни продолжали трепаться и сплетничать за ширмой у бассейна:

— …и ведь сам князь обещал распять, если… ох.

Послышался плеск, все смолкли. Левр прополоскал рот.

— Простите, мастер, мы не слышали, как вы вошли… со всем почтением, извините…

— Наше почтение, мастер.

— Простите. — Послышались поспешные шаги прочь, кто-то поскользнулся со сдержанными ругательствами.

Левр вытер воду с лица и выглянул из-за ширмы.

Мыло, гулко вывалившееся у него из рук, заскользило по кое-где потрескавшейся плитке вниз, к воде, где в последнее мгновение уперлось в босую, знакомую до каждой мозоли и трещинки, смуглую женскую ступню.

Послышался смех с знакомой соблазнительной хрипотцой:

— Ах. Всегда хотела взглянуть на этого красавца в полный рост.

…Он помнил, он бережно хранил в памяти каждую деталь, которую вынес из их времени вместе. Какой она была? Тогда? Каким он был — любые воспоминания меркли рядом с живой Туригуттой, коварно усмехающейся в трёх шагах от него. Нагая, она намыливала голову обеими руками и что-то деловито мурлыкала себе под нос.

— Мастер-леди… — выдавил юноша, вновь превращаясь в того Левра Мотылька, каким заворожённо порхал вокруг неё.

— Да, юный воин?

— Рад вас видеть. — Он выпалил это, немедленно лихорадочно втискиваясь в штаны и рубашку.

— Я не заметила. Не приглядывалась, точнее сказать.

— Мастер-леди, могу я спросить?

— М-м? — она плеснула воды себе на ноги и принялась намыливать колени. Левр с трудом мог сосредоточиться на чём-то, кроме открывающегося вида.

Он напрочь забыл, о чём хотел спросить, когда Туригутта повернулась в профиль.

Левр помнил её тело как всполох собственных ощущений: восторг, новизну, всплеск удивления. Но в чём точно был уверен, так в том, что пленницей Туригутта не выглядела настолько… настолько ослепительной.

Она явно набрала вес, в основном превратившийся в упругие мышцы. Ноги, широкие бёдра — танцовщицы бы за такие убивали, подумалось юноше, — крепкая талия, действительно большая грудь — шрамы и татуировки не могли испортить природной красоты кочевницы.

Возможно, Туригутта не казалась столь впечатляюща, носи она платье, покрывало и все положенные представительнице своего народа украшения. Красивых кочевниц нашлось бы много.

Чернобурка среди всех существовала лишь одна.

— Ты что-то говорил, Мотылёк.