Манифест Рыцаря (СИ)

«Самая тихая схватка из всех; прежде такого не случалось со мной, — пыталась прийти в себя Тури. — И, если он не полный придурок, он больше не заснёт прежде, чем прикуёт меня к чему-нибудь». Оба перевели дыхание. Женщина готовилась к пинку напоследок, но вместо этого Левр хмуро навис над ней и горестным тоном инквизитора, разочаровавшегося в своём пыточном мастерстве, произнёс:

— Снимай сапоги.

— Да подавись, — буркнула она, садясь и неохотно расставаясь с обувью.

Что ж, это была непродуманная попытка. Туригутта ругала себя, злая, как никогда. Что ей стоило усыпить его бдительность двумя, тремя вечерами тишины и воинских баек? Ведь не обещала же она попытки побега каждый день — в конце-то концов. А если бы и обещала — что за печаль нарушить обещание?

Она никогда не добилась бы и половины того, чего добилась, держа слово перед врагами. А он, владеющий ключами от её оков, был врагом, тут сомнений не оставалось. И, видимо, в следующую попытку придётся его прирезать во сне.

От костра северян вновь раздались голоса: волки шумно выясняли, от кого несёт дохлятиной. Кажется, дело шло к кулакам и мордобою. Тури зажмурилась. Определённо, если это было то, чего она добилась, следовало основательно пересмотреть методы и цели.

И выбираться уже как-то из-под попечения долбаного рыцаря Мотылька.

***

Полночи он провёл злясь на женщину и на себя, на свою слабость, на свою глупость и быстрый язык.

Он позволил себе замечтаться, что часто бывало с ним в библиотеке наедине с книгами, — и вот результат: первая же попытка побега заключённой едва не обернулась удачей, причём без каких-либо ухищрений с её стороны. Туригутта Чернобурка оставалась опасной противницей. Даже в цепях.

Ему следовало молчать и оглохнуть. Не поддаваться её чёрному обаянию. Иного не могло быть у воительницы, за которой на верную смерть годами шли опытные бойцы. Левр заворочался снова. Всё, что знал о Туригутте Чернобурке юноша, приходило со сплетнями. Так, прошлой зимой её ждали в Нэреине-на-Велде, куда она не явилась, вместо этого отправившись грабить окрестности Лучны далеко на юге. Но это было всё, что он о ней знал. Байки простонародья о вытворяемых воеводой зверствах Левр не принимал в расчёт. Всегда находились те, что их сочиняли, и те, что верили им.

Как можно было соотнести трепещущих мастеров Школы, говорящих о демонице во плоти, — и вот её, храпящую на голой земле? Как, если он с трудом мог разглядеть в болтливой каторжанке воина, которым она вдруг оборачивалась, когда дралась? И хорошо дралась — если учесть её общее состояние, скованные руки и ноги, отсутствие оружия. «Это упущение нашей Школы, — понял Левр, — мы не привыкли бить женщин всерьёз. Да есть ли вообще в Мелтагроте девчонки с оружием?» Он не сомневался, что какие-то девушки упражняются в стрельбе, некоторые, возможно, учатся фехтованию дома. Но Туригутта оставалась первой, с которой ему когда-либо приходилось сталкиваться.

И он не мог заставить себя бить в полную силу.

Левр спал плохо, и утро разбудило его раньше, чем всех остальных. Неприязненно покосившись на свою пленницу, он сел, прислонился к колесу экипажа, потёр лицо. Следовало умыться. Следовало одеться. Следовало разбудить кого-то из волков и намекнуть, что лошадей следует рассёдлывать на ночь. Хотя вон тот, в потрёпанной синей курте и низко надвинутом капюшоне, возможно, как раз уже седлал их…

Внезапное прозрение остановило возглас, вырвавшийся из груди юноши, беззвучным. Он немедленно отполз назад, к колесам экипажа.

«Что делать? Кто это? — все способы подавить панику остались забыты, — кричать? Бежать?». Он потянулся к плечу спящей Туригутты и толкнул ее. Толкнул второй раз. Она пробурчала нечто недоброжелательное. Левр выглянул из-за экипажа. Незнакомцев было уже трое, и двое из них крадучись приближались к костру. Это не сулило ничего хорошего.

— Мастер, проснитесь, — прошептал он, лихорадочно нашаривая рукой клинок, но вместо него находя что угодно: выпавшие серные драконьи спички, тептар, грифельный стержень, который тут же раскрошился, собственный нагрудник. Ему следовало — по крайней мере, так говорили песни, так он сам прежде полагал — выйти и принять бой. Но вот он, Левр из Флейи, ползает в грязи, даже не в силах найти собственные сапоги и меч. Да и что он представлял собой против троих опытных воинов?

Смерть от рук дорожных разбойников отчего-то категорически не казалась славной.

Туригутта потянулась, зевнула, и Левр отчаянно задёргал её цепь. В это же мгновение донёсся первый крик от кострища и ржание сразу нескольких лошадей. Мгновение спустя Левр оказался лежащим почти под экипажем, а сверху него взгромоздилась воевода, почти приникшая к земле, замершая на коленях и локтях, как затаившаяся на охоте лисица. Мимо них с другой стороны от экипажа пронеслись лошади, гикали всадники, звучала речь на сурте, возгласов становилось больше.

Звенела сталь. Раздавалось рычание и подвывание. Туригутта сползла с юноши.