Манифик

– «Стабильным», вы хотели сказать, – поправила она следователя. Виталина понимала, как Елену мучает возникший вопрос, в котором словно был заложен упрек в ее адрес. Но женщина вдруг собралась, обрела прежнюю уверенность, которая читалась в ее позе, что она заняла. Она рассказала, что действительно замечала за Исаем изменения.

– Но я решила, что это положительная динамика процесса.

Елена пояснила, что около пяти лет назад, когда Исай познакомился с Авророй, он словно снова обрел чувства. Не просто думал, вычислял, строил схемы проектов и видел мир в цифрах. Неважно каких: номиналы купюр, бинарный код, затраты и прибыли, случайные величины теории вероятностей или функции распределения. Прежде, после перенесенного периода обострения болезни, он словно ушел в мир цифр из всем понятного, обычного мира, в котором были эмоции, чувства, отношения. А с появлением Авроры в нем поменялось что-то. Появился блеск в глазах. Он переключился на философию, психологию, тоннами поглощал информацию о духовных практиках. Словно из машины превратился в человека. У него появилась идея «продвинуть человечество к счастью». Это ведь все он придумал и создал: и команду, и Аврору…

– И вас? – спросила Дрозд.

Елена кивнула и ответила, что в какой-то степени и ее. Однажды он спросил ее совета, как бы она отнеслась к отмене поддерживающей терапии.

– И вы?

Женщина утвердительно кивнула и пояснила, что Исай на самом деле спрашивал не ее совета, а просто ставил ее в известность таким образом. И Елена прекрасно понимала происходящее.

Дрозд заметила, как в левом верхнем углу зеркала, в том месте, которое не видела допрашиваемая, загорелось красным светом пятно размером с небольшое яблоко. Это означало, что ее просят зайти в наблюдательную комнату. Она сказала Елене, что скоро вернется, и уточнила: не принести ли ей воды? Та отрицательно покачала головой, и Виталина закрыла за собой дверь в допросную.

– Я надеюсь, у вас достаточно важная информация, чтобы прервать допрос, – сказала она своим помощникам недовольно, когда вошла в кабинет, спрятанный за зеркалом.

Те посмотрели на нее, синхронно улыбнувшись и указав глазами на подполковника, который стоял чуть в стороне и которого Дрозд заметила не сразу.

– У меня неоднозначные новости, капитан Дрозд, – произнес он, нахмурившись, и протянул бумагу.

Следователь сразу увидела, что документ был ордером на арест Елены. Они должны были отдать ее в отдел по борьбе с экономической преступностью. Виталина спросила подробности.

– Ну кто ж тебе все расскажет? – пожал плечами подполковник. – Но, – он посмотрел в сторону Семы и Шуры, которые с интересом следили за событиями, – в общем, с заблокированных счетов компании исчезли все деньги.

– Как? – удивились все трое.

– Да вот так. Разлетелись какими-то мизерными суммами, крохотными платежами – не отследить, не выцепить – по банкам всей планеты, конечно же.

– Это что, подарок человечеству? – спросил Александр.

Дрозд поправила очки, словно ей было стыдно за своего лейтенанта, и процедила сквозь зубы:

– Дальше они аккумулируются на одном или нескольких счетах в нескольких банках, но уже далеко отсюда, полагаю, за пределами страны.

Она указала взглядом в сторону стекла, за которым в допросной находилась Елена. Сказала, что вряд ли она чем-то кому-то поможет с деньгами.

– Почему сразу под арест?

– Видимо, никого другого не могут найти, – пожал плечами подполковник. – Скорее всего, ее допросят и арест будет домашним. Возможно, ей даже разрешат пользоваться телефоном и интернетом. Опять же, чтобы отслеживать ее звонки и действия в сети.

Дрозд сказала, что ей нужно еще полчаса, и вернулась к Елене.

А там был долгий диалог. Дрозд не любила пространные диалоги. Она любила четкие ответы на вопросы. Заставляла себя, чтобы это было так. Но каждый раз все превращалось в диалог. И она начинала понимать преступника. Понимать не то, как он совершил свое преступление (такие загадки решались по щелчку пальцев), Дрозд понимала, зачем преступнику было нужно совершить то или иное злодеяние. Понималось это настолько, что следователя иногда тошнило в туалете, потому что понимала тех, кто стал «отморозком», «выродком», «душегубцем», или какие там были еще слова для тех, кто преступал человеческое.

Слушая про Исая, следователь где-то внутри грустила от того, что он совершил. Именно грустила. Ведь его преступления – это только часть его жизни. Худшая часть. Но лучшая и, возможно, бо́льшая тоже будет поймана и наказана.

Дрозд помнила, что с самого начала, войдя в допросную, она спросила у Елены:

– Вы верили в то, что делали?

Хотя она задала вопрос прямо с порога, не уточняя, не приводя какие-то дополнительные факты, не внося дополнительный смысл в шесть слов своего вопроса, в ответ она услышала:

– Да. – А через пару секунд Елена добавила: – Главное – я прекрасно понимаю, о чем вы сейчас меня спрашиваете. Будьте уверены.

Через полминуты тишины, пока следователь обошла стол и выключила камеру, Дрозд сказала: