Маникюр для покойника

Стоя у плиты, я смешала три столовые ложки соли и две – сахарного песка. Потом принялась посыпать аккуратно нарезанные ломтики смесью и заливать маслом «Олейна». Интересно, это правда будет вкусно или жуткая дрянь получится? На гарнир к котлетам можно отварить вермишель. Я открыла красивый целлофановый пакетик, где лежали аккуратные снежно-белые ракушки. До сих пор на моем пути попадались только желтоватые макаронные изделия, но торговец, всучивший пачку, хриплый мужик с опухшими глазами и красным носом, радостно возвестил:

– Бери, натурально из Англии прибыли, видишь, написано: «Маде ин Лондон». Первый день торгую, да что там день, тебе первой продаю, небось вкусные! Англичане все-таки, не турки.

Честно говоря, выглядел английский продукт странно и абсолютно не имел запаха. Решив, что макароны всегда макароны и при отсутствии масла, мяса, муки и кетчупа все похожи друг на друга, я бухнула содержимое пачки в кастрюльку…

– Лампочка, – донеслось из коридора, – ты дома?

– Дома, дома! – крикнула я и вышла в прихожую.

Там Кирюшка тихонько ставил сапоги в ботиночницу. Так, дело плохо. Симпатичный комодик служит в нашей семье лакмусовой бумажкой. Если Сережка, влетая в квартиру, швыряет ботинки на полочку, значит, получил разнос от начальства или опять потерял бумажник. Юлечка заглядывает в ботиночницу, только поругавшись с мужем, а Кирка – получив пару двоек. Обычно он вносится в прихожую, швыряет на стул куртку, ранец и разбрасывает ботинки в разные стороны: правый оказывается у вешалки, левый – возле входа в кухню.

Но сегодня, тихий и какой-то прибитый, он аккуратно надевал сапожки на колодки.

– Ну, – велела я, – быстро говори, в чем дело? Селена Эженовна «лебедя» вкатила?

– Не-а, – помотал головой Кирка, – она теперь ласковая, как ручная жаба, у меня в полугодии может даже «пять» выйти.

– Тогда что? Стекло разбил? Поругался с приятелем?

Кирюшка вздохнул, сел на стул и принялся вводить меня в курс дела. Прежняя учительница музыки, старенькая Катерина Андреевна, совершенно не придиралась к детям. Стояла у доски и бубнила свое: до-ре-ми-фа-соль… А школьники тем временем мило проводили время: кто читал детективы, кто делал уроки на следующий день. Единственное было условие – полнейшая тишина. Если в классе начинались разговоры, Катерина Андреевна страшно переживала, а расстраивать старушку никто не хотел. Пожилая учительница щедрой рукой ставила всем сплошные пятерки, приговаривая: «Хороший мальчик, тихо сидишь, не болтаешь».

Естественно, что по музыке они ничего не знали, но кому нужен этот дурацкий предмет в наше время компьютеров, CD-дисков и магнитофонов…

Но в конце октября милая бабуля заболела, и ее место заняла климактерическая дама лет пятидесяти со змеиной улыбкой. Новая преподавательница велела тут же завести нотные тетради и принялась вызывать к доске, охапками раздавая двойки. У Кирки их стоит уже двенадцать штук. Сегодня Лариса Захаровна сказала:

– Вот что, Романов! Во-первых, пусть придет мать, а во-вторых, изволь к завтрашнему дню написать тест. На, выполнишь дома.

Кирюшка взял в руки тоненькую брошюрку и просто окаменел. Двести пятьдесят четыре вопроса! И каких! Чем отличается кантата от оратории? Сколько позиций у скрипки? Какая бывает песня? Назовите наиболее известные произведения Сельвинского…

– Стравинского, – поправила я.

– Ну перепутал, – зашмыгал носом Кирка, – один шут! Стравинский, Сельвинский. Все равно мне на этот тест в жизни не ответить! Поставит «два» в полугодии.

– Не рыдай, – велела я, – она же твой почерк не знает?

– Нет.

– Вот и отлично. Сейчас поужинаем, я отвечу на все вопросы, завтра сдашь, а в школу схожу, улажу твою беду.

– А ты все это знаешь? – поразился Кирка. – Про симфонический оркестр, дирижера и арфу?

Я усмехнулась:

– Про арфу особенно, видишь ли, я заканчивала консерваторию и даже умею играть на этом отвратительном инструменте.

– Лампочка, – жарко зашептал Кирюшка, – Лампушечка, любименькая, спаси меня. А я квартиру бесплатно убирать стану…

– Ладно уж, – засмеялась я, – пошли ужинать, подлиза!

На плите вовсю кипела кастрюля. О, черт, совсем забыла про макароны, надеюсь, они не превратились в лохмотья.

Я быстренько стала сливать воду в дуршлаг и через секунду поняла: что-то не так. Из кастрюльки лилась мутноватая, слегка пенящаяся жидкость с очень слабым запахом одеколона… Наконец показалось… пустое дно! Макароны просто исчезли! Милые белые ракушки, вкусный продукт, сделанный в Англии, лапша высшего качества… Неужели растворились без следа?

В полном изумлении я глядела в пустой дуршлаг. Да, такого со мной еще не случалось.

– Ты это варила? – спросил Кирка, показывая пустой пакет.

Я удрученно кивнула. Внезапно мальчишка захохотал в голос.

– Очень смешно, – обозлилась я, – между прочим, вермишель растворилась из-за того, что заболталась с тобой!

– А вот и нет, – продолжал веселиться Кирка, – это ни при чем! Мыло всегда в воде разлагается!

– Мыло?!!

– Ага, – ржал Кирюшка, – гляди, тут же все написано.

И он ткнул грязным пальцем в пакет. Я молча смотрела на латинские буквы.