Маниту

— Не могли бы вы явиться сюда завтра утром к восьми часам? Доктор Снайт вырежет у вас эту опухоль в десять утра. У него многолетний опыт обращения с подобными опухолями.

Мисс Тэнди попыталась улыбнуться.

— Очень мило с вашей стороны. Благодарю вас.

— Не за что, — Хьюз пожал плечами. — Я только выполняю свой долг. На самом же деле я не считаю, что вам нужно огорчаться. Не буду утверждать, что ваше состояние совершенно нормально, это не так. Но частью нашей профессии как раз и является занятие необычными случаями. Вы пришли куда надо.

Девушка погасила сигарету и собрала свои вещи.

— Нужно ли будет взять что-то особое? — спросила она. — Пару ночных рубашек, например. И что-то, чем укрыться?

Хьюз кивнул.

— Возьмите еще и домашние тапочки. Вы ведь не будете полностью прикованы к кровати.

— Хорошо, — ответила она. Хьюз проводил ее до дверей. Глядя, как она быстрым шагом идет по коридору к лифту, он думал, какая она стройная, молодая и похожая на эльфа. Он был не из тех врачей, которые думают о пациентах как о единицах болезней, — как доктор Поусон, специалист по болезням легких, подробнейше помнящий случаи очень долго после того, как забывал связанных с ними лиц. «Жизнь — это нечто большее, чем бесконечная череда опухолей и наростов По крайней мере, так думал Хьюз.

Он все еще стоял в коридоре, когда Макевой высунул свою лунообразную физиономию за дверь.

— Доктор Хьюз?

— Да?

— Войдите на секунду и посмотрите.

Он грузно вошел в кабинет. Во время его разговора с мисс Тэнди Макевой просматривал свои книги. Столик был завален рисунками и рентгеновскими снимками.

— Вы нашли что-то?

— Не знаю. Это мне кажется таким же бессмысленным, как и все в этом деле.

Макевой подал ему толстый учебник, открытый на странице, полной схем и диаграмм. Хьюз наморщил брови и внимательно присмотрелся к ним. Затем он подошел к экрану и еще раз изучил снимки черепа мисс Тэнди.

— Это же безумие, — заявил он.

Макевой встал рядом с ним, уперев руки в бока.

— Вы правы, — кивнул он. — Безумие. Но вы сами должны признать, что сходство большое.

Хьюз закрыл учебник.

— Но даже если вы и правы… но — всего за два дня?!

— Что ж, но если возможно такое, тогда возможно всё!

Два врача стояли в кабинете на пятнадцатом этаже госпиталя, смотрели с побледневшими лицами на снимки, и ни один из них не знал, что сказать.

— Может, это мистификация? — наконец выдавил Макевой.

— Невозможно, — Хьюз покачал головой. — Каким образом? И зачем?

— Не знаю. Люди выдумывают такие вещи по самым удивительным причинам.

— Вы могли бы упомянуть хотя бы одну такую мистификацию?

Макевой скривился.

— А можете вы поверить, что это правда?

— Не знаю, — сказал Хьюз. — Может, это и правда. Может, это тот один-единственный подлинный случай на миллион.

Они снова раскрыли книжку и изучили снимки. И чем больше они сравнивали рисунок с опухолью мисс Тэнди, тем больше они находили сходства.

Согласно «Клинической гинекологии» клубок хрящей и тканей, который мисс Тэнди носила на затылке, был человеческим эмбрионом. Его размер соответствовал возрасту восьми недель.

I Из глубин ночи

Если вам кажется, что быть предсказателем — легкий кусок хлеба, то попробуйте сами ежедневно выдумывать пятнадцать предсказаний по двадцать пять «зелененьких» за каждое. Сами увидите, долго ли это вам будет нравиться.

В ту минуту, когда Карен Тэнди разговаривала с доктором Хьюзом и доктором Макевоем в Госпитале Сестер Иерусалимских, я — с помощью карт Таро — открывал перед миссис Винконис ее ближайшие перспективы.

Мы сидели в моем жилище на Десятой аллее у покрытого зеленым сукном столика и при плотно задернутых занавесках. Благовония убедительно тлели в углу, а моя поддельноантичная масляная лампа надлежащим образом отбрасывала таинственные тени. Миссис Винконис была сморщенна и дряхла. От нее несло протухшими духами и лисьим мехом. Она приплеталась почти каждую пятницу вечером за подробными предсказаниями на ближайшие семь дней.

Когда я раскладывал карты в кельтский крест, она вертелась, вздыхала и всматривалась в меня, как горностай, чувствующий добычу. Я знал, что она умирает от желания спросить, что я вижу, но я никогда ничего ей не говорил, пока все не было уложено на столике. Чем больше напряжения, тем лучше. Я должен был разыгрывать полный спектакль с наморщиванием лба, тяжкими вздохами, закусываниями губ и демонстрацией того, что я вхожу в контакт с силами вне сего мира. В конце концов, именно за это она и платила мне свои двадцать пять долларов.

Но она все же не могла справиться с соблазном. Когда я положил свою последнюю карту, она хищно склонилась вперед и проскрипела:

— Что вам говорят карты, мистер Эрскин? Что вы видите? Есть ли что-нибудь о Папочке?