Манюня

Мадам Жюли была беременна третьим ребёнком, и шла очень осторожно – ступала боком и придерживала большой живот рукой. Но видимо радость от находки была столь велика, что в какой-то момент она прибавила шагу, запуталась в длинном подоле юбки и рухнула с высокой лестницы вниз. Там её и нашёл муж – она лежала на спине, раскинув в стороны руки, с внезапно окаменевшим, ставшим колом животом, с распахнутыми глазами, а вокруг неё искрились россыпью золотые монеты.

Обезумевший от горя мсье Карапет бросил всё своё имущество, оставил кондитерскую сыновьям Мороз, взял детей в охапку, и с первой волной репатриации вернулся в Армению.

Он стремился туда, где по рассказам родителей находилась земля обетованная, он возвращался, чтобы пережить немилосердное, разом убившее в нём волю к жизни, горе.

-Карапет,- говорили тикин Ануш, ласково проводя по его щеке своей огрубевшей от постоянной тяжёлой работы рукой,- ты не умеешь рисовать Арарат, потому что ты его никогда не видел…

-Карапет,- говорил ему отец,- когда-нибудь обязательно мы съездим домой, и ты поешь настоящих абрикосов…

-Вот я и дома,- мысленно обратился к давно умершим родителям мсье Карапет, спускаясь по трапу самолёта в Ереванском аэропорту,- я вернулся.

Он возвращался домой, а оказался в Советской Армении.

Сначала его долго подвергали идейной обработке сотрудники какого-то важного учреждения. «Кагебешники»,- решил про себя мсьё Карапет и брезгливо скривил губы. Потом, когда бумажная волокита была улажена, он наконец-то получил возможность поездить по городам теперь уже своей страны. Зрелище, открывшееся глазам мсьё Карапета, ввергло его в ужас. Это была совершенно другая, отличная от рассказов его родителей, страна. Здесь школьники ходили в красных галстуках, на всех площадях возвышались статуи вождя революции, а в магазинах не хватало самых необходимых продуктов.

Он продал нумизматам несколько английских соверенов, которые вывез из Франции в поясе своего деда, и купил дом в затерянном высоко в холмах городке Берд.

-Чем дальше от центра, тем меньше кагебешников,- справедливо решил он.

Мсьё Карапет дружил с моим дедом, таким же, как он, беженцем из Западной Армении. Только если родителей мсьё Карапета корабль под французским флагом вывез в Европу, то моего деда спасли отступающие русские солдаты. Они вытащили его из-под груды зарубленных трупов – испуганного, вымазанного в чужой крови пятилетнего мальчика – он цеплялся холодными лапками за юбку мёртвой матери и не хотел никуда уходить.

-Один из солдат завернул меня в свой тулуп, разжал зубы и влил туда немного вина,- рассказывал дед,- и приговаривал – голубчик, голубчик. А я ни слова на русском не понимал, только помнил, как мама говорила – русские – они хорошие, они обязательно нас спасут. И я вцепился руками ему в шею, этому русскому солдату, «рус, рус»,- говорю я ему, а он мне в ответ – «голубчик, голубчик», и я почему-то решил, что его так зовут, и всю дорогу я его упорно называл Голубчиком. А в Эривани он меня сдал в наспех организованный при церкви святого Григория сиротский приют, оставил мне все свои припасы, перекрестил и пошёл дальше. И я никогда больше его не видел.

Уже потом, будучи при достаточно большой должности, дед пытался разыскать своего спасителя, но так и не смог его найти.

Мы с Маней очень любили ходить в гости к мсьё Карапету. Он давно уже жил один. Ани и Тарон выросли, уехали в Ереван, получили высшее образование и осели жить в столице. Они звали отца к себе, но тот отказывался уезжать из Берда.

-Здесь так мало этого чудовищного советского вранья,- кричал он в телефонную трубку. Операторы междугородней связи каждый раз, наверное, падали в обморок, когда слышали антисоветчину, которую выкрикивал мсьё Карапет,- живите среди этих товарищей кагебешников и не трогайте меня!

-Папа,- всхлипывала Ани,- ты там совершенно один, и мы не можем к тебе часто приезжать…

-Я не один, дочка. Со мной мои картины,- успокаивал её мсьё Карапет.

***

Идти до дома мсьё Карапета было минут пять неспешным шагом.

-После этих отвратительных тушёных овощей так и хочется какао,- мечтательно протянула Маня.

-Не какао, а горячего шоколада,- поправила её я,- ты же помнишь, как правильно нужно называть этот напиток?

-Помню! Это я при тебе говорю какао, а при мсьё Карапете буду называть его горячим шоколадом,- заверила меня Маня.

Скоро мы уже были на месте. Я хотела толкнуть калитку, но Маня схватила меня за руку.

-Подожди!

-Чего тебе?

-А парижская осанка?

-Ах да!- хлопнула я себя по лбу,- парижская осанка!

Мы плотненько прижались спиной и пятками к забору, задрали к ушам плечи, завели их назад и плавно опустили. Постояли какое-то время, привыкая к «парижской осанке», и наконец отколупались от забора.

-Ну как я выгляжу?- скосилась я на Маню.

-Шикиблеск!- шепнула уголком рта моя подруга. Она вышагивала так, словно аршин проглотила, и выглядела, как истинная француженка.

Мы толкнула калитку и вошли во двор.