– Дело в том, что мне нужно бы с ним поговорить с глазу на глаз:
Анна слушала и про себя дивилась.
– Понятно.
– Я бы прямо сказал, без экивоков:
Щеки лейтенанта пылали, когда он давал отпор низким домыслам воображаемого собеседника.
– Мы обязаны победить в этой войне, дьявол ее побери! Нам нужны лучшие – да-да, самые лучшие солдаты. Гм… люди. У меня даже негр работает, мистер Марл. Между прочим, он у меня лучший сварщик. И что с того, что он негр? Да я, черт возьми, жирафа взял бы, если бы мне прислали такого, который умеет варить под водой так, как этот негр.
Видя его искреннюю горячность, Анна невольно пересмотрела свои обиды на лейтенанта. Может, поначалу она слишком болезненно воспринимала его резкости и обижалась на все подряд? Ей уже трудно припомнить те давние стычки.
– Думаете, вам удастся их убедить?
– Я более-менее представляю себе, как они говорят и как у них мозги работают. В данной ситуации этого достаточно.
– Спасибо, сэр.
Он помолчал и, опустив глаза, заговорил уже спокойнее:
– Это пункт первый. Есть и второй: Тихий океан кишмя кишит акулами. Очевидцы рассказывают, будто в заливе Сан-Франциско большие белые акулы на виду у всех заглатывают тюленей, как конфетки. Позволь тебя спросить: что ты станешь делать в такой ситуации?
Всего двенадцать дней назад Анна объявила, что должна возвратиться к матери в Калифорнию, и вот уже наступил день отъезда. За это время – то есть после работы и в свой единственный выходной – она предупредила о своем отъезде хозяина квартиры, упаковала и отправила матери посылку с одеждой и бельем, сдала на хранение мебель, закрыла счет в Вильямсбургском сберегательном банке, а остаток переслала в Американский банк в Вальехо, Калифорния. Съездила на могилу Лидии и дала себе слово, что, как только устроится, перевезет в Калифорнию прах сестры. Баскомб, Марл, Руби и Роуз (у той вся семья загоревала из-за скорого отъезда Анны) – все предлагали помощь, но она не могла рисковать и потому отказывалась. Матери и соседям нужно было представить более убедительную причину для отъезда, и Анна ее сочинила: настойчивый поклонник добивался ее две недели и наконец повел ее – в полном смятении чувств – к алтарю, и теперь она следует за своим суженым на военно-морскую верфь на Мэр-Айленд.
Она купила у ростовщика обручальное кольцо и, входя в старый дом, всякий раз незаметно надевала его. Ложь нужно было постоянно подкреплять: задыхаясь от счастья, рассказывать, как безумно она любит мужа. Это изматывало Анну куда больше, чем упаковка вещей или поднятие тяжестей. Даже живописать все это в письмах Стелле, Лилиан, матери или ушедшим в армию соседским ребятам было безмерно утомительно. Она смачивала почтовую бумагу розовой водой и ставила как можно больше восклицательных знаков. Врать матери было труднее всего, но это хотя бы ненадолго: потом уже мать будет втолковывать эту версию родне в Миннесоте. А когда они с мамой встретятся, Анна расскажет ей правду.
Своего мужа она назвала Чарли.
Для того чтобы поддерживать две ложные и несовместимые версии, требовалось неусыпное внимание и безошибочность: к примеру, когда именно следует надеть и когда спрятать обручальное кольцо; вдобавок, ни при каких обстоятельствах нельзя преступать границу между ее прошлой жизнью, где была мать и соседи, и нынешней, связанной с военно-морской верфью. Следовательно, ей нельзя попрощаться с Чарли Воссом, потому что она не уверена, что сможет врать ему прямо в глаза. Ничего, она напишет ему из Калифорнии.
На прощанье Анна собрала друзей в “Овальном баре”, заказала всем пива и дала свой новый адрес: Вальехо, “Чарльз-Отель”. Дала слово Баскомбу, что поцелует за него берег Тихого океана, и пообещала Руби прислать ей пальмовый лист, а Марлу, который мечтал после войны переехать в Калифорнию, выяснить, где в этом штате наиболее дружелюбно относятся к неграм. Потом крепко обняла Руби, пожала руки всем шестнадцати водолазам и пошла на остановку трамвая: надо было съездить на Флашинг-авеню, где ее ждал прощальный ужин с Роуз и ее семьей.