– Конечно, помню, – отозвалась мать Анны.
– На днях столкнулась с ним в дверях “Аполло”, он проверял входные билеты. Представляешь, он подсел на наркотики.
– Не может быть!
– Ты бы видела его глаза. Никаких сомнений.
– Вот ужас-то, – пробормотала мать. – А какой был чудесный голос.
– Он был поющий билетер, что ли? – спросила Анна.
– Нет, но иногда, уже после спектакля, пел перед нами.
Брианн опустила глаза и покачала головой, но Анне казалось, что она прямо-таки слышит, как тетка выуживает из памяти очередную трагическую историю про товарок-танцовщиц или про других знакомых той поры, когда обе они танцевали в «Безумствах». Но запас свеженьких несчастий был исчерпан, и память стала услужливо подсказывать ей имена давних знакомых: Олив Томас, которая отравилась сулемой после ссоры с мужем, никчемным лентяем Джеком Пикфордом, братом Мэри Пикфорд. Аллин Кинг, которая выпрыгнула из окна пятого этажа, узнав, что потолстела и не влезает в свой театральный костюм. Лилиан Лорейн, легендарная соблазнительница; долгое время она была любовницей мистера 3., а теперь – пьянчужка запойная, но, к общему неудовольствию, она время от времени появляется то в одном, то в другом баре. В детстве Анна думала, что эти злосчастные красавицы пребывают в тех же волшебных высях, что и Малышка мисс Маффет, королева Гвиневра и Спящая Красавица. Неспешно развивавшийся пытливый ум, однако, пришел к выводу: легендарные девушки были звездами театра и кино, а Брианн и мать Анны – рядовыми хористками варьете, которым оставалось только шушукаться в сторонке.
– Две недели назад я ходила в ночной клуб. С одной девушкой с верфи, – небрежно сообщила Анна. На самом деле она жаждала поговорить с тетей про Декстера Стайлза. – Клуб “Лунный свет ”. Ты там бывала?
– Таким, как я, в ночные клубы вход заказан, – сказала Брианн. – На меня прямо у дверей надели бы наручники.
– Перестань, тетя.
– Клубом управляет один рэкетир, это я знаю точно. С классными клубами это дело обычное. Помнишь клуб Оуни Мэддена “Серебряная туфелька”? Или клуб Эла Фэя? – обратилась она к матери Анны; та тем временем уже приготовила Лидии особый коктейль: теплое молоко с недавно прописанными камфарными каплями – и теперь помогала ей пить эту смесь.
– А прямо в зале, среди столиков, Тексас Гуинан вела конферанс, помнишь? “
У Анны уже лопалось терпение:
– Какой рэкетир?
– Декстер Стайлз. Тебе, Агги, доводилось с ним встречаться? – обратилась Брианн к матери Анны. – Он помоложе нас.
– А я моложе тебя, – заметила Агнес. – На восемь лет.
– Ладно; стало быть, он примерно твоего возраста. Когда-то давно был у меня кавалер, играл на трубе в одном из его клубов.
– Декстер Стайлз, – повторила мать Анны и отрицательно покачала головой.
– А что значит слово “рэкетир”? – спросила Анна.
– Ну, раньше значило, что ты из-под полы торгуешь спиртным, – объяснила Брианн. – А теперь этим рэкетом занимается правительство.
Мать Анны встала и взялась за ручки кресла, в котором сидела Лидия.
– Я ее уложу, а ты займись ужином.
Накануне вечером мать приготовила свиную грудинку с кислой капустой и, накрыв полотенцем, убрала в холодильник. Анна включила газовую плиту и сунула блюдо в духовку, затем открыла две банки зеленой фасоли, вывалила ее в глубокую сковороду и поставила на плиту подогреть. И шепотом, чтобы не слышала мать, спросила:
– А папа был с ним знаком?
– С кем? Со Стайлзом? Вряд ли.
– Может, у них были какие-нибудь общие дела? К примеру, связи с профсоюзом?
– Профсоюз исключен. Там заправляют одни ирландцы, а Стайлз из макаронников.
– Но фамилия у него… – Анна чуть запнулась, но закончила: – совсем не итальянская.
Брианн рассмеялась.
– Стайлз – макаронник, поверь мне. Может, не на все сто процентов. Фамилии, душечка, для того и существуют, чтобы их менять; неужто я тебе этого не втолковала? А сама я, как видите, сильно сглупила: мне очень не хотелось брать себе ирландское имя, а “Брианн” больше смахивает на ирландское, чем Керриган. Его-то мне и надо было сменить!
– На какое?
– На Бетти. Салли. Пегги. На любое из типичных американских имен. Анна – вообще-то неплохо, но Энн было бы лучше, а еще лучше – Энни.
– Фу.
– А с чего вдруг эти расспросы?
Тетка сверлила Анну проницательным взглядом: мол, она – тертый калач, всего навидалась, и теперь стоит ей сосредоточиться, и она сразу поймет, в чем тут дело. Анна отвернулась к духовке – проверить, готова ли грудинка. И, не меняя позы, проронила:
– Вроде бы я что-то про него слышала.
– Его имя мелькает в газетах, в разделе светской хроники, – сказала Брианн. – Стайлз входит в первые четыре сотни известных людей города. На деле все не совсем так: людям просто хочется, чтобы он посадил их рядом с кинозвездами.
К столу вернулась мать Анны, теперь в просторном прямом платье, без пояса и чулок.
– Это ты о ком?
– Держись, Агги. Твоя дочка уже интересуется гангстерами.
Мать только рассмеялась.