Мантикора (СИ)

– Ну, – протянул Чанёль. – Ее звали Юна, она была первым ребенком в семье. Мы были довольно близки с ней, она учила меня считать, затем писать, так как я не ходил в детский сад, а оставался с ней. Вот. А когда ей было шестнадцать, она умерла. Покончила с собой.

Бэкхён непроизвольно ахнул. Чанёль взял из его рук лимонную книжку и открыл на последней странице, убирая фотографию.

– Мне тогда сказали, что Юна выпила слишком большую дозу снотворного, но думается, она использовала яд. Тогда перед сном Юна как обычно зашла пожелать мне спокойной ночи. Уходя, она вдруг спросила, кем я хотел бы стать в будущем. Я ответил какую-то глупость вроде как рок-звездой или что-то в этом духе. Она рассмеялась, и я хотел было обидеться, но потом Юна сказала, что я могу стать тем, кем только захочу. «Только не переставай быть человеком». Странно, правда? Это фото как вечное напоминание, а больше в доме у семьи нет никаких ее вещей. Пусть у Юны были не лучшие отношения с родителями, но разве это повод сжигать все ее фотографии? Разве это не естественно – пытаться сохранить память о погибшем? Что он жил, работал, любил. Родители даже позволяют родственникам получить часть тела умершего, чтобы им было, что предать земле, но это больше походит на какую-то пародию… Тело Юны они просто сожгли вместе с ее вещами, словно древние язычники.

Чанёль замолчал. По его лицу было сложно понять, что он чувствует или хочет добавить.

– Это очень печально, – пробормотал Бэкхён, забирая книгу и ставя ее на место. – Жаль твою сестру. Наверное, ей было тяжело, раз она решилась на такое.

– Я не понимаю, почему, – развел руками Чанёль. – Ведь все было так хорошо… Наверное, я чего-то не знал.

Бэк опустился на стул и обмакнул губку в ведро, стараясь сильно не мочить повязки. Почему-то эта история тронула его, может, он видел серьезные сомнения за внешним спокойствием Чанёля. Кажется, смерть старшей сестры все еще не давала ему покоя, раз он хранил ее фотографию.

Эта новая сторона Чанёля вызвала непонятные эмоции у Бэка. Неужели, он ему сопереживает?

Чан встал с пола и повесил несколько вешалок на перекладину. Больше он ничего говорить не стал, боясь, что и так ляпнул лишнего. Да и какое дело Бэкхёну до этой старой истории.

– Чанёль… Я ведь тоже потерял близких мне людей, поэтому знаю, каково это.

– Твои родители?

Бэкхён кивнул. Опустив глаза, он смотрел, как губка, покачиваясь, плавает на поверхности воды.

– Мне тогда было четырнадцать. Вместе с папой, мамой и бабушкой мы жили в Сеуле. Я ходил в среднюю школу, два раза в неделю – на уроки фортепиано. Каждое утро прогулки со щенком. Все могло продолжаться, казалось, вечность. Пока однажды не рухнуло в буквальном смысле.

Бэк поджал губы, но Чанёль не собирался его торопить.

– Не знаю, помнишь ли ты… В новостях передавали, как обвалился этаж в торговом центре. Наверное, нет, лет семь же прошло. А я помню. Помню, как вернулся с прогулки, а дома еще никого не было, даже бабушки, но не удивился, ведь они собирались идти смотреть новый холодильник. Я включил телевизор, чтобы посмотреть вечернее шоу, и, переключая каналы, наткнулся на выпуск новостей. Жуткое предчувствие всколыхнуло меня, пусть я и не был ни в чем уверен, но все же сначала позвонил маме на сотовый, затем папе. Помню, как слышал эти протяжные гудки и молился, но мне так никто и не ответил. Я бросился к торговому центру, но туда никого не подпускали. Всю ночь я сидел на обочине рядом с другими, так же как и я ждущими, что их близкого найдут среди завалов живым.

Голос Бэкхёна дрогнул, и он приложил одну ладонь к лицу, закрывая глаза.

– Утром я позвонил тете, которая жила в другом городе, но домой так и не пошел. Все сидел и ждал, пока меня оттуда не забрали. События последующих дней помню плохо, я не включал телевизор, не заходил в Интернет, чтобы не наткнуться на ужасную сводку, на число погибших, тремя из которых были мои родители и бабушка. Пусть они и были опознаны, я бы хотел верить, что это ошибка! Только на похоронах, пропахших цветами, я осознал – это конец. Больше я никогда в жизни их не увижу. Ни-ко-гда… А я даже не помню, что сказал им в последний раз тем утром…

Бэк шумно втянул носом воздух и замолчал, замерев и словно сгорбившись под весом навалившихся воспоминаний. Он словно снова пережил события тех дней в опустевшей квартире. Внезапно Бэкхён почувствовал на своих плечах теплые руки, которыми Чанёль обнял его, прижимая к себе. Бэк позволил себе уткнуться в его рубашку, мельком утирая выступившие слезы.

– Ты очень сильный, Бэкхён, – прошептал Чанёль. Его сердце сжалось, когда он увидел своего Бэка, посеревшего от скорби. Хотелось защитить его, оградить от всех ужасных воспоминаний. Вот только Чан не может защищать, он может только причинять боль.

– Со мной все в порядке, – пробормотал Бэкхён, отстраняясь. – Ты прав, никто не должен быть забыт… Знаешь, я это рассказал еще по одной причине. Чтобы ты понял, что чувствуют те люди, чьи родные никогда не вернулись из этого дома.