– Как это пыталась сделать Юна, да? – сказал Бэкхён, и в столовой повисла тишина. Госпожа Пак изумленно округлила глаза, ее муж поджал губы, а все остальные, за исключением ухмыляющегося Чоля, с любопытством подняли головы и посмотрели на Бэкхёна.
– Да что ты знаешь… – с придыханием начала мать семейства, и ее подведенные глаза метнули молнии.
– Ой-ей, – присвистнул Чоль.
– На самом деле, ничего, – признался Бэкхён, борясь с хрипотцой в голосе. – Я только догадываюсь, что случилось на самом деле. Это ведь вы убили ее, верно?
– Что? – переспросил Чанёль, поворачиваясь к отцу. – Это правда, вы убили Юну?
– Да кому ты веришь… – вновь начала женщина, но ее вновь перебили.
– Оставь, дорогая, – взмахнул рукой глава семьи. – Почему мы должны лгать или оправдываться в своих поступках? Это не то, из чего можно делать великую тайну. Да, нам пришлось это сделать, у нас не было другого выбора. Девчонка всегда была странной, но мы надеялись, что с возрастом все пройдет. Однако стало только хуже – Юна никак не хотела смириться. Отказывалась следовать традициям семьи, есть с нами за одним столом, ходить на охоту. Мы с матерью сносили все долгое время, но в тот день терпение лопнуло. Мы догадывались, что она собирается предать свою родную семью – пойти в местную полицию и все рассказать. Этого нельзя было допустить, как и простить предательство. Поэтому той ночью мы избавились от нее, хотя все выглядело так, словно она сама лишила себя жизни. В будущем мы учли свою ошибку, и ни с одним нашим ребенком такое не повторилось, так что теперь лучше забыть эту историю.
Господин Пак закончил, и налил себе еще вина в бокал. Чанёль сидел и смотрел куда-то перед собой, словно пытаясь осмыслить эту ужасную правду. Он вспомнил последние слова сестры, сказанные ему перед сном: «Только не переставай быть человеком». Знала ли она, что умрет этой ночью? Может быть, что-то предчувствовала, но предпочла смерть такой жизни.
– Ты умертвил собственную дочь, папа, – усмехнулся Чанёль. – Хреновые у тебя методы воспитания все-таки.
Грустная улыбка тронула губы Чанеля. Может, они с сестрой похожи гораздо больше, чем он думал. Бэкхён замолчал в недоумении, и предчувствие чего-то вновь колыхнулось в его груди.
– Я бы на твоем месте больше беспокоился о жизни своего... Приятеля. С этого дня он переедет жить в подвал, в одну из камер, где будет видеть каждого, попадающего туда.
Господин Пак отложил палочки в сторону, чувствуя приятное насыщение и сонливость. Особенно плотный ужин, кажется, разморил Сёрин, которая уже начинала дремать на стуле, откинувшись на спинку.
– Мы об этом не договаривались, – нахмурился Чанёль.
– А здесь я решаю, о чем мы будем договариваться, а о чём нет. Мы договаривались, что он остается в живых – он и будет живым, пока ты будешь примерным сыном. Иначе, я лично убью его.
Господин Пак усмехнулся, обводя глазами семью. Все складывалось просто замечательно, как он и планировал. Вот только… Что-то было не так. Он понял это, когда увидел, что вопреки всему в уставших глазах сына плещется непрозвучавший смех.
– Нет, отец, ты не убьешь Бэкхёна, – покачал головой Чанёль и встал, придерживаясь за спинку стула. – Больше ты вообще никого не убьешь. И никто из нас.
– Чанёль… – сипло пробормотала госпожа Пак, роняя палочки. Она не ожидала такого и повернулась к двум другим сыновьям, словно призывая их образумить брата. Но на ее изумление, Чоль промолчал, а Дан и не шевельнулся. Только на их лицах застыла кровожадная маска.
– Что ты только что сказал? – прорычал мужчина во главе стола, однако при попытке встать, с изумлением понял, что ноги отказываются полноценно слушаться из-за выпитого вина.
– Ты прекрасно слышал. И послушайте еще кое-что. Вы моя семья, мы связаны кровными узами, но так, как мы живем... Больше это не может продолжаться. Какими бы красивыми словами мы прикрывались, это не перестает делать нас извращенными убийцами. Если эта дорога, выложенная костями, не оборвется…
Чанёль неспешно подошел к стулу, на котором уже с закрытыми глазами дремала Сёрин, и провел пальцами по ее лбу, убирая упавшие пряди.
– Семью не выбирают. Это больно, но я правда любил вас, как и любят своих близких, какими ужасными они ни были. Мне жаль. Поэтому извините за это... И ты прости меня, – он поцеловал девушку в затылок. – Моя обжора.
Сёрин не ответила, а ее голова безвольно повисла набок. Когда до Бэкхёна дошло, что случилось, то волна неконтролируемого ужаса прошла по его телу.
Она была мертва.
– Что ты наделал? – прошептал господин Пак потрескавшимися губами. – Что ты… наделал?
– Алиимортем, – выдохнул Чан, и Бэкхёну это слово показалось смутно знакомым. – Вчера я убил мужчину этим ядом в высококонцентрированной дозе. Полдня разыскивал достаточное количество ягод для получения сока…
И Бэкхён вспомнил: «… да и другие ядовитые ягоды, но не все. Самые страшные, наверное, ягоды алиимортем. Они отравляют почти весь организм, так что даже плоть умершего становится ядовитой для других хищников».