Мантисса

– Во всяком случае, однажды, в знойный летний вечер, ты заявляешься ко мне, в мою квартиру в Найтсбридже{54}, чтобы все наконец выяснить и утрясти, сказать, почему ты меня так любишь и почему я не могу не любить тебя и всякое такое, а случилось так, что в этот вечер я легла спать очень рано и на мне только коротенькая ночная сорочка. – Она на мгновение задумывается, потом расправляет халат. – Или – вот это. Не важно что. Очень душно. В воздухе пахнет грозой. Мне не хочется тебя впускать, но ты настойчив, и вдруг, как-то неожиданно, все накипевшее изливается наружу, твоя прежняя робость оборачивается непреодолимой страстью, темным желанием, твоя мужественность наконец воспламеняется, и ты без единого слова бросаешься на меня, срываешь прозрачную одежду с моих обнаженных плеч, я кричу и сопротивляюсь, почти уже вырываюсь из твоих рук, мне как-то удается добраться до стеклянных дверей и выскочить в туман, под проливной дождь, а ты…

– Квартира на первом этаже?

– Ну конечно. Само собой разумеется.

– Я просто взволновался из-за соседей. Раз ты закричала.

– Ну ладно. Я не кричу, я шиплю, задыхаясь от ненависти, произношу слова злым шепотом. Я еще не успела продумать мелкие детали, Майлз.

– Прошу прощения. Я перебил.

– Я же впервые в жизни делаю все это.

– Прошу прощения.

– Теперь я забыла, где остановилась.

– Сразу за стеклянными дверьми. В тумане. Под проливным дождем.

– Я выбегаю на садовую лужайку, но ты такой быстрый, такой сильный, тобой владеет животная страсть, ты догоняешь меня, швыряешь на мягкий дерн и овладеваешь мной со зверской жестокостью, разумеется, против моей воли, я рыдаю, когда твоя возбужденная похоть торжествует над моими глубоко укорененными принципами. – Она делает небольшую паузу. – Я лишь пытаюсь дать тебе черновой набросок… общую идею.

– Пожалуй, мне нравится мягкий дерн. Только мне казалось…

– Да?

– Ты вроде бы что-то такое говорила про то, как тебя нужно долго и нежно настраивать.

Она одаряет его трогательно смущенным и чуть обиженным взглядом и говорит тихо, устремив глаза долу:

– Майлз, я ведь женщина. Я соткана из противоречий, тут ничего не поделаешь.

– Конечно-конечно. Прошу прощения.

– Ну, я хочу сказать, очевидно, тебе нужно будет как-то подготовить эту сцену сексуального насилия. Ты мог бы, например, показать, как, до твоего появления, раздеваясь, я на миг подхожу к зеркалу, гляжу на себя, нагую, и задумываюсь втайне, может ли меня удовлетворить одна лишь поэзия.

– Обязательно буду иметь это в виду.

– Можно даже показать, как я грустно достаю с полки книгу Никола Шорье.

– Кого-кого?

– Возможно, я оказалась здесь чуть слишком recherchèe[13]. Отрывок, который я имею в виду, – это deuxième dialogue[14]. Tribadicon{55}, как он грубовато его называет. Лионское издание тысяча шестьсот пятьдесят восьмого года. – Она вопросительно качает головой. – Нет?

– Нет.

– Извини. Я почему-то решила, что ты должен знать всю порнографическую классику наизусть.

– Могу ли я осведомиться, как это, просуществовав всего несколько страниц, ты ухитрилась…

– О, Майлз! – Она поспешно прячет улыбку и опускает глаза. – Право, я полагала, наша беседа протекает вне рамок текстовых иллюзий. – Снова поднимает на него взор. – Я хочу сказать, возьми, к примеру, тот эпизод, где, в образе доктора Дельфи, я спросила, почему ты просто не выскочил из кровати и не ушел из палаты. В реальности тебе понадобилось целых шесть недель, чтобы отыскать ответ. Должна же я была чем-то занять себя, пока тянулось ожидание. Я чувствовала: самое малое, что я могу сделать, – это ознакомиться с теми книгами, что дороже всего твоему сердцу. – Помолчав, она добавляет: – Я же твоя служащая. В каком-то смысле.

– Твоей добросовестности нет предела.

– Ну что ты!

– Копаться во всей этой отвратительной мерзости!

– Майлз, я не могла бы смотреть жизни прямо в лицо, если бы не относилась к своей работе добросовестно. Видно, такова моя природа. С этим ничего не поделаешь. Я стремлюсь не просто достичь цели, но пойти гораздо дальше.

Он внимательно за ней наблюдает. Она снова опустила глаза на кровать, будто смущена необходимостью вот так, всерьез, рассуждать о себе.

– Итак, мы остались в саду, под дождем. Что дальше?

– Думаю, в результате может оказаться, что я уже много глав подряд просто умирала от желания, чтобы ты наконец сделал что-то в этом роде, но, разумеется, моя натура эмоционально слишком сложна, чтобы я могла осознать это. На самом деле я рыдаю от любви к тебе. И наконец познаю оргазм.

– Под дождем?

– Если ты не считаешь, что это de trop[15]. Пусть это будет при лунном свете, если тебе так больше нравится.

Он слегка откидывается на стуле:

– И этим все заканчивается?

Она мрачно вглядывается в него сквозь совиные очки:

– Майлз, вряд ли современный роман можно закончить на предположении, что простое траханье решает все проблемы.

– Разумеется, нет.

Она снова разглаживает халат.

– Со своей стороны я рассматриваю эту сцену как финал первой части трилогии.

– С моей стороны глупо было не догадаться.