Мантык-истребитель тигров

Прошло с полчаса после сумерек. Вдруг до моего слуха донесся какой-то слабый шорох: не то камышинка треснула, не то зашуршала осока… Собака метнулась в сторону, начала отчаянно рваться и слабо завыла… Все встрепенулись, беззвучно, по-охотничьи, взвели курки штуцеров… Я подался ближе к амбразурке, уперся локтем левой руки в стену ямы, поднял штуцер к плечу, проверил прицел по планке стволов — и замер в ожидании. Сильнее зашелестело что-то в камыше перед нами, как сумасшедшая забилась собака и завыла диким голосом… Появления зверя нужно было ожидать с секунды на секунду.

Я напрягал зрение и слух, стараясь определить, откуда подошел тигр, совершенно хладнокровно соображая, куда именно выгоднее посадить полосатому красавцу пару тяжелых конических пуль. Рассеянный свет луны ровно освещал впереди лежащую местность, целить было удобно, почему промах был положительно невозможен, а особенно по такой большой и относительно ярко окрашенной цели. Еще рванулась собака, затем прижалась к земле и издала какой-то дикий звук. В это время грянул выстрел, едкий, беловатый дым густо застлал амбразурки, впереди послышалось хрипенье… убитой наповал собаки. Выстрел был сделан одним из охотников, сидевшим слева от меня, выстрел непростительный, сгубивший все дело… Произошло ли это от излишней горячности, несдержанного возбуждения в решительную минуту или же вследствие недостаточной остроты зрения — сконфуженный, растерявшийся охотник не мог объяснить… Он говорил только, что около падали что-то зашевелилось и зарычало, и в это нечто рычащее он и не преминул запустить разрывную пулю из своего прекрасного штуцера двенадцатого калибра…

Через четверть часа опять послышался шорох, но уже сзади; я прилег по выходному откосу ямы и начал прислушиваться. В это время с задней линии камышей с испуганным криком сорвался петух-фазан и зарокотал крыльями… Не было сомнения, что зверь обошел нас с тыла, по ветру, и во время своей рекогносцировки спугнул фазана; шел он, надо полагать, самой зарослью, где обыкновенно ночуют фазаны и сидят так крепко, что во все время охоты в Чирчикской долине я только раз слышал ночью крик спугнутого петуха. После этого ничего не оставалось делать, как завалиться спать; возвращаться в лагерь было опасно, во-первых, потому что можно было легко наткнуться на другого блуждающего в камышах зверя при самых неудобных для нас условиях, а во-вторых, что еще опаснее, попасть под пули стрелков, расположенных в засадах вдоль ак-курганской тропы. Залив глотком-другим хереса нарождавшуюся досаду на злую неудачу, я завернулся в полушубок и спокойно проспал до «радостного рассвета»…

Так производилась и закончилась наша трехдневная охота. Тигры-людоеды по-прежнему остались гулять на полной свободе в своих излюбленных зарослях и, вероятно, немало еще загубят киргизских голов…

Причины неудачи для охотника довольно ясно видны из моего обстоятельного и вполне правдивого рассказа; в главных чертах они сводятся к следующему. Из всей массы собравшегося народа дельных охотников, знакомых с литературой тигровых охот в Индии, и знающих местные способы, и вообще относящихся к охоте серьезно, на кого бы она ни производилась, набралось всего человек пять-шесть, остальные все исключительно дилетант-народ, явившийся чуть не с карманными револьверами и с непристрелянными винтовками, так что киргизы, посмотрев целевую стрельбу в мишень, вывели далеко не лестное для нас заключение о том, что «теперь русские совершенно разучились стрелять, даже в мишень на пятьдесят гязей (аршин) расстояния не попадают»…

И верно. Разве можно стрелять на близкие, охотничьи расстояния из кавалерийского карабина или стрелковой винтовки, у которой первый прицел на двести шагов, а потом шагает на четыреста, на шестьсот и так далее, уходя в голубой горизонт…Но оружие бы еще ничего, бьют же многие из этих господ охотников кабана в горах, уж как именно бьют — это другой разговор, — печальнее всего то, что обнаружилось полнейшее незнакомство не только со строгой и серьезной зверовой охотой, но и вообще со всякой охотой… Дельных, знающих охотников вообще слушались мало, их планы, указания и советы не проходили, а если что и принималось, то по большей части в искаженном, переработанном виде, переработанном по собственному соображению, а известно, как русский человек вырабатывает свои соображения. Вырабатывает он их зачастую черт знает как, а главное — черт знает из чего… И ведь всякому известно, что каждое дело имеет своих специалистов, имеет их и охота; нашлись подобные «сведущие люди», им бы и книги в руки, на самом же деле в течение охоты больше применялось военное начало, а специальные требования охоты входили как часть случайная, второстепенная…