Мантык, охотник на львов

— По Божьей волѣ, - прошепталъ не менѣе Коли взволнованный Мантыкъ. — Сказано псалмопѣвцемъ Давидомъ: — «на рукахъ возмутъ тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою»… Помнишь, дѣдушка-то училъ?… «Попереши льва и змія!»..

Мантыкъ горделиво оглянулся на убитаго льва и не удержался, быстро бросилъ:

— Мой — третій?!..

Коля совсѣмъ очнулся. Онъ ощупалъ себя. Свободно висѣла сѣро-желтая куртка. Пояса съ ножомъ ни на ней, нигдѣ кругомъ не было. Куртка была разстегнута. Привычнымъ, столько разъ и во снѣ и на яву повторяемымъ движеніемъ, Коля хватился за грудь. Тамъ не было маминаго мѣшечка съ драгоцѣннымъ завѣтомъ дяди Пети.

Коля поникъ головою….

— Мантыкъ, — сказалъ онъ тихо, точно, уже не удивляясь, что Мантыкъ оказался подлѣ него. — Мантыкъ, ты знаешь! Это онъ все сдѣлалъ!

— Кто?

— Англичанинъ.

— Что сдѣлалъ?

— Привелъ сюда, усыпилъ своимъ ромомъ.

— Можетъ быть, еще нарочно туда подмѣшалъ чего, — быстро вставилъ Мантыкъ, — они, англичане-то, башковатые бываютъ.

— А потомъ взялъ мое ружье, ножъ…. и бумагу… Но откуда онъ могъ все узнать?

И страшное подозрѣніе, что это мистеръ Стайнлей могъ выдать его тайну, охватило Колю. И это подозрѣніе было хуже всего.

Онъ всталъ. Его ноги дрожали.

— Ты посмотри на льва, — сказалъ, не зная, какъ утѣшить своего друга, Мантыкъ.

Онъ подошелъ ко льву и сѣлъ на него съ ружьемъ въ рукѣ.

— Вотъ жалко, фотографіи нѣтъ… Сняться бы… Галинѣ послать… Селиверсту Селиверстовичу….

Коля подошелъ къ Мантыку.

— Мантыкъ, разскажи же мнѣ, какъ ты сюда попалъ?

— Долгая исторія.

— Разскажешь?

— Непремѣнно. Дай мнѣ тебя оправить, да англичанину морду наколотить. Я этого дѣла такъ не оставлю… Я негусу извѣстенъ… Мнѣ золотыя цѣпочки въ уши вдѣнутъ за убитыхъ-то львовъ…. Знай нашихъ!..

— Ты знаешь, Мантыкъ, Минабелла тутъ недалеко, — улыбаясь блѣдною улыбкою сказалъ Коля.

У него кружилась голова.

— Да знаю же! — сказалъ Мантыкъ. — Я уже былъ тамъ.

— А крестъ? — чуть слышно спросилъ Коля. — Видалъ и крестъ…. Стоить.

— Знаешь… Надо спѣшить… А то англичанинъ возьметъ себѣ…

— Будемъ спѣшить. Ты то можешь идти?

— Попробую. Только уже очень голова что-то болитъ… И кружится.

— Бодрись, Коля… Я теперь тебя не оставлю.

— Спасибо, Мантыкъ!

Коля слабою рукою пожалъ крѣпкую мозолистую руку Мантыка.

XVI МАРІАМЪ

— На, вотъ, поѣшь пока. Это подкрѣпитъ тебя, — сказалъ Мантыкъ, подавая Колѣ инжиру и кусокъ холодной вяленой баранины. Онъ усадилъ Колю на одѣялѣ, подложилъ ему сзади свою полевую сумку, а самъ, вынувъ ножъ изъ-подъ львиной лопатки, полюбовался еще нѣсколько секундъ убитымъ гигантомъ и горделиво подумалъ:

«Есть чѣмъ похвастать… Этотъ, я думаю, не хуже будетъ Немейскаго Геркулесова льва».

Онъ потрогалъ жесткую, какъ щетина, шерсть льва, погладилъ по спинѣ и по бокамъ и принялся за работу. Мантыкъ ловко и сноровисто рубилъ ножомъ вѣтви мимозы, рѣзалъ сухую траву и покрывалъ ими льва, чтобы никто его не трогалъ, пока онъ пойдетъ за людьми.

Коля равнодушно и печально сидѣлъ въ томъ положеніи, еъ какомъ оставилъ его Мантыкъ. Онъ не тронулъ ни хлѣба, ни мяса. Очень былъ блѣденъ Коля, и глаза его такъ безнадежно и грустно смотрѣли куда-то въ одну точку, что Мантыку стало жалко его.

— Ты боленъ, Коля, — сказалъ онъ, подходя къ нему. Коля отрицательно покачалъ головой.

— Я хочу домой, — тихо и печально сказалъ онъ.

— Домой, — протянулъ Мантыкъ и задумался Вотъ въ томъ то и бѣда, что этого слова «домой» давно не зналъ Мантыкъ. Домой — это значитъ — въ Россію. Тамъ ихъ домъ. Тамъ все, что дорого и свято, тамъ могилы отца и матери, тамъ звонъ колоколовъ и тамъ тотъ сладкій духъ Уральской степи, который Мантыкъ нигдѣ не забылъ.

Но туда — нельзя.

Длинная это исторія, почему нельзя, и Мантыкъ не любилъ объ этомъ задумываться. Подрастетъ, укрѣпитъ на львахъ свою руку и тогда пойдетъ, какъ святой Георгій Побѣдоносецъ попирать змія, овладѣвшаго Россіей.

Ибо твердо вѣрилъ, что весь девяностый псаломъ про него написанъ.

«И попереши льва и змія».

Мантыкъ метнулъ сбоку взглядъ изъ-подъ насупленныхъ бровей на попраннаго имъ льва и снова посмотрѣлъ на Колю.

Какой онъ жалкій, бѣдняга!

Домой… Это… къ мамочкѣ, къ Галинѣ, къ Селиверсту Селиверстовичу, въ крошечную комнату отеля Селектъ, гдѣ надъ Колиной койкой виситъ Государевъ портретъ, а въ углу кротко сіяетъ икона.

Далеко!.. Ухъ, какъ далеко!.. И, не взявъ клада, не доберешься туда.

И походнаго «дома», въ палаткѣ мистера Брамбля нѣтъ больше у Коли. Къ мистеру Брамблю теперь можно вернуться только съ сжатыми кулаками и съ проклятіями.

— Куда же домой? — тихо спросилъ Мантыкъ и опустился на землю подлѣ Коли.

Коля жалкими, жалобными глазами посмотрѣлъ на Мантыка и тихо заплакалъ.