Манускрипт, найденный в бутылке

Корабль, вмѣстѣ со всѣмъ, что есть на немъ, напоенъ духомъ Древности. Матросы проскользаютъ туда и сюда, подобно призракамъ погибшихъ столѣтій; въ ихъ глазахъ свѣтится безпокойное нетерпѣливое выраженіе; и когда, проходя, я вижу ихъ лица подъ дикимъ блескомъ военныхъ фонарей, я чувствую то, чего не чувствовалъ никогда, хотя всю жизнь свою я изучалъ міръ древностей, и впиталъ въ себя тѣни поверженныхъ колоннъ Бальбека, и Тадмора, и Персеполиса, пока, наконецъ, моя собственная душа не стала руиной.

* * *

Когда я смотрю вокругъ себя, мнѣ стыдно за свои прежнія предчувствія. Если я трепеталъ при видѣ бури, которая донынѣ сопровождала насъ, не долженъ ли я приходить теперь въ ужасъ при видѣ борьбы океана и вѣтра, по отношенію къ которой слова шквалъ и самумъ кажутся пошлыми и безцвѣтными? Въ непосредственной близости отъ корабля виситъ мракъ черной ночи, и безумствуетъ хаосъ безпѣнныхъ водъ; но, приблизительно на разстояніи одной лиги отъ насъ, съ той и съ другой стороны, виднѣются, неясно и на разномъ разстояніи, огромные оплоты изо льда, возносящіеся въ высь безутѣшнаго неба, и кажущіеся стѣнами вселенной.

* * *

Какъ я предполагалъ, корабль находится въ полосѣ теченія — если только это названіе можетъ быть примѣнсно къ могучему морскому приливу, который, съ ревомъ и съ грохотомъ, отражаемымъ бѣлыми льдами, мчится къ югу, съ поспѣшностью, подобной безумному порыву водопада.

* * *

Постичь ужасъ моихъ ощущеній, я утверждаю, невозможно; но жадное желаніе проникнуть въ тайны этихъ страшныхъ областей перевѣшиваетъ во мнѣ даже отчаяніе, и можетъ примирить меня съ самымъ отвратительнымъ видомъ смерти. Вполнѣ очевидно, что мы бѣшено стремимся къ какому-то волнующему знанію — къ какой то тайнѣ, которой никогда не суждено быть переданной, и достиженіе которой есть смерть. Быть можетъ, это теченіе влечетъ насъ къ южному полюсу. Я долженъ признаться, что это предположеніе, повидимому такое безумное, имѣеть въ свою пользу всѣ вѣроятія.

* * *

Судовая команда бродитъ по палубѣ безпокойными невѣрными шагами; но въ выраженіи этихъ лицъ больше безпокойства надежды, нежели равнодушія отчаянія.

Между тѣмъ вѣтеръ все еще бьется въ нашу корму, и такъ какъ развѣвается цѣлая масса парусовъ, корабль временами приподнимается изъ моря! О, ужасъ ужасовъ! — ледъ внезапно открывается справа и слѣва, и мы съ головокружительной быстротой начинаемъ вращаться по гигантскимъ концентрическимъ кругамъ, все кругомъ и кругомъ по окраинамъ исполинскаго ледяного полукруга, стѣны котораго вверху поглощены мракомъ и пространствомъ. Но у меня нѣтъ времени размышлять о моей участи! Круги быстро суживаются — съ бѣшенымъ порывомъ мы погружаемся въ тиски водоворота — и среди завываній океана, среди рева и грохота бури, корабль содрогается, и — Боже мой! — онъ идетъ ко дну!