Мао Цзэдун

На головах «старших братьев» были желтые повязки, у каждого имелся треугольный желтый флаг. Провинциальные власти направили против них отряд, который взял казавшийся неприступным оплот и захватил трех человек, включая вожака, известного среди жителей как Мельник Пан. Под пыткой все трос признали, что прошли подготовку по методам и под магическими заклинаниями ихэтуаней — это должно было сделать их неуязвимыми для врага. Пана казнили — палач отрубил ему голову. В глазах учащейся молодежи, как напишет Мао, «он остался героем, потому что делу «братьев» сочувствовал каждый».

Но в то время взгляды Мао оставались все еще весьма нечеткими. Буквально на следующий год разразился новый голод — теперь уже нехватка риса ощущалась и в Шаошани. Отец Мао продолжал скупать зерно для перепродажи в городе, ухудшая тем самым ситуацию в родной деревне. Однажды разъяренные односельчане разграбили готовую к отправке партию. Отец пришел в бешенство, однако сын не принял его сторону, считая тем не менее, что «методы земляков тоже были ошибочными».

Решение о продолжении обучения, к чему так не лежала душа отца, начало наконец воплощаться в жизнь. Средняя школа находилась в соседнем уезде Сянсян, где проживали родственники матери. Созданное несколькими годами раньше заведение считалось передовым: в нем применялись заимствованные у Европы методы обучения. Принятие их на вооружение было со стороны цинского двора вынужденной уступкой обществу после восстания ихэтуаней. Открывшийся за пределами деревни мир поразил Мао:

«Никогда еще мне не приходилось видеть столько молодых людей в одном месте. Большинство были детьми помещиков, в хорошей и дорогой одежде. Я в своем единственном более или менее приличном облачении — брюках и куртке — рядом с ними выглядел чуть ли не нищим. Немного найдется крестьян, кому по карману было бы послать сына в такую школу. Преподаватели — в мантиях, и только «заморские дьяволы» — иностранцы — в настоящих костюмах».

Дуншаньская средняя школа высшей ступени, как официально она называлась, когда-то в прошлом была академией литературы. Ее окружала высокая каменная стена с толстыми, покрытыми черным лаком воротами, в которые упирался белокаменный с балюстрадой мост, переброшенный через полный воды ров. Неподалеку на склоне холма стояла семиярусная пагода.

Пять месяцев обучения, проживания, питания и пользования библиотекой обходились Мао в 1400 медных монет (около одного серебряного доллара). Пребывание в такой школе считалось явной привилегией: обучение подобного уровня было тогда доступно едва ли одному ребенку из двух сотен. Долговязому и не блещущему хорошими манерами юноше из Шаошани, бывшему к тому же куда старше своих одноклассников, в чуждой ему атмосфере на первых порах приходилось весьма нелегко. Даже выговором Мао отличался от товарищей по учебе. «Большинство детей состоятельных родителей сторонились меня, потому что обычно я ходил на занятия в потрепанных штанах и такой же старой куртке, — вспоминал Мао. — Не по нраву однокашникам пришлось и то, что родом я был не из Сянсяна — я был чужаком… Душа ныла от тоски».

Мао потребовалась вся закаленная в столкновениях с отцом выдержка, чтобы пересилить окружавшую его враждебность, причем временами своим высокомерием и заносчивостью, упрямой убежденностью в собственной правоте он сам отталкивал от себя товарищей. Но и у него с течением времени появились друзья: Сяо Сань — молодой человек, ставший впоследствии известным писателем, публиковавшим свои произведения под именем Эми Сяо, и двоюродный брат, дальний родственник по линии матери, поступивший в школу годом раньше.

Проблемы в общении не помешали Мао прилежно заниматься. Учителя его любили. Довольно скоро они поняли, что этот нескладный парень отдает предпочтение наукам гуманитарным, к примеру, истории. Мао прочитал все, что мог достать, о двух великих династиях — Цинь и Хань, переживших свой расцвет в период зарождения христианства. Он научился писать классические по форме эссе и не только почувствовал, но и пронес через всю жизнь вкус к поэзии. Спустя четверть века Мао все еще помнил слова так любимой учителем музыки японской песни, посвященной победе в русско-японской войне:

Ликуют и поют гимн птахи
Весенней зелени в полях,
Гранат цветущий пламенем объят,
У ивы листья как из изумрудов.
Чем не картина?

В глазах молодежи, реформаторов и интеллектуалов, видевших спасение родины в восприятии опыта соседней страны, распахнувшей свои ворота иностранным идеям после реставрации Мэйдзи[12], Япония была примером. Поражение Китая в японо-китайской войне 1894–1895 годов продемонстрировало слабость империи, а десятью годами позже победа Японии над Россией доказала, что Азия ничуть не уступает Европе. Для Китая эта победа имела особое значение — ведь теперь Маньчжурия оказалась во власти японцев. Самым же весомым для поколения Мао был тот факт, что желтая раса в состоянии одерживать верх над белой.