Мао Цзэдун

В этом Мао оказал ему моральную поддержку, хотя и трудно сказать, насколько она была осознанной. Своей медлительностью и осторожностью Лю Шаоци и Чжоу Эньлай раздражали Мао, и зимой 1952-го в частных беседах с Гао Ганом он неоднократно сетовал на их сопротивление политике ускорения реформ. Из его слов Гао понял: в своей критике старших товарищей он может ничего не опасаться.

Уверенность в собственных силах придавали ему и другие факторы. Мао начинал ощущать, что бремя государственных обязанностей становится для него непомерным. В 1952 году он поговаривал о желании «отойти на второй план» и передать бразды каждодневного управления партией и правительством более молодым товарищам — самому ему требуется время для работы над стратегическими вопросами дальнейшей политики. Однако эти слова вовсе не означали готовности делиться полномочиями власти. Напротив, как раз в это время Мао сосредоточивал в своих руках весь контроль за принятием важнейших решений. В мае 1953 года он пришел в ярость, узнав, что возглавлявший Общий отдел ЦК КПК Ян Шанкунь без всякого одобрения лидера партии издавал собственные указания и директивы. «Это грубейшая ошибка и серьезное нарушение дисциплины! — метал громы и молнии Мао. — Документы ЦК могут рассылаться по местам только после того, как с ними ознакомлюсь я. В противном случае они остаются пустыми бумажками». Такая реакция показала, какие глубокие перемены произошли в самооценке Мао. В 1943 году коллеги дали ему право в исключительных обстоятельствах единолично принимать решения от имени Секретариата ЦК. Спустя десять лет без личного одобрения Мао им уже не позволялось делать абсолютно ничего.

Разговоры о «втором плане» послужили для Гао Гана сигналом к действиям. Упустить время означало дать Лю Шаоци возможность закрепиться в роли официального преемника лидера. Устремления Гао подогревались и новостями из Москвы: если относительно молодой Георгий Маленков смог, оттеснив Молотова и Кагановича, стать на место Сталина, то почему для него, Гао Гана, невозможно то же в Китае?

Результатом его размышлений стал настоящий дворцовый заговор.

Первым на свою сторону Гао Ган привлек руководителя партийной организации Восточного Китая Жао Шуши, раскрыв перед ним перспективу занять кресло премьера. Затем, по исключительно удачному стечению обстоятельств, в руки Гао попал список предполагаемого состава нового Политбюро, подготовленный для очередного съезда партии одним из подчиненных Лю Шаоци. Перечисленные в нем кандидатуры указывали, что большинство членов окажутся теми, кто, как и сам Лю, провел почти всю гражданскую войну на территории, контролировавшейся Гоминьданом, — за счет истинных борцов революции, утверждавших линию партии в «красных зонах». Документ стал для Гао чем-то вроде гранаты, размахивая которой и рассчитывая на поддержку Мао, он начал сколачивать группу единомышленников среди возмущенных готовящейся несправедливостью бывших соратников.

В расставленные сети попали Пэн Дэхуай и Линь Бяо. Но Дэн Сяопин, имевший с Гао Ганом продолжительную беседу о распределении высших партийных постов, почуял что-то неладное и поставил в известность Мао. О том же известил Председателя и Чэнь Юнь, который набрался достаточно опыта в Москве, наблюдая за ходом сталинских чисток. Обоим Мао приказал сохранить информацию в тайне.

Он решил устроить собственную засаду. На Декабрьском заседании Политбюро он заявил о желании уйти на несколько недель в отпуск, а исполнение своих обязанностей передал, как обычно, Лю Шаоци. И Гао Ган заглотил наживку. Почему бы, спрашивал он, в отсутствие Председателя не чередовать исполнение его обязанностей между всеми членами Политбюро? На это Мао ответил, что не прочь подумать над предложением. На протяжении нескольких недель Гао убеждал своих коллег в необходимости перемен, в частности, предлагал свою кандидатуру на новый пост заместителя Председателя партии — Генерального секретаря.

К очередной встрече членов Политбюро, состоявшейся 24 декабря, Мао пришел к выводу, что слышал уже достаточно, и обрушился на Гао Гана с обвинениями в «беспринципном разжигании фракционной борьбы», «подпольщине» и безудержной жажде власти.

Заговор распался как карточный домик.

В течение последующих месяцев получили свое и победители, и побежденные.

Уверенный в том, что Мао попросту предал его, Гао Ган в феврале 1954 года предпринял попытку самоубийства. В августе последовала новая попытка, при помощи яда. Отрава оказалась действенной. Арестованный Жао Шуши двадцатью годами позже умер в тюремной камере от воспаления легких.

Поклявшись, что они думали, будто Гао Ган действовал с одобрения Мао, Пэн Дэхуай и Линь Бяо отделались лишь упреками, но их отношения с Лю Шаоци еще долгое время оставались весьма натянутыми. Дэн Сяопин стал Генеральным секретарем ЦК КПК, а чуть позже вошел и в состав Политбюро. Не забыл Мао и о Чэнь Юне: двумя годами позже 8-й съезд КПК сделал его вице-председателем партии.