Мао Цзэдун

Чувствовалось тем не менее, что Мао получал удовольствие от встречи. Он все время острил и старался создать непринужденную атмосферу. На все попытки Никсона придать беседе деловой характер Мао махал рукой в сторону Чжоу: «Это все не те вопросы, которые надо обсуждать здесь. Их следует обговорить с премьером. Я обсуждаю философские проблемы». Никсон трижды пытался вовлечь Мао в разговор о советской угрозе Китаю, но Председатель каждый раз уходил в сторону.

В итоге разговор перескакивал с одной посторонней темы на другую. Особенно Мао оживила шутка Никсона о «подружках» Киссинджера. Президент вспоминал: «Мао отметил сообразительность Киссинджера, который держал свою поездку в Пекин в секрете. „Он не похож на секретного агента, — сказал я. — Он просто единственный из всех занятых людей, который может съездить двенадцать раз в Париж и один — в Пекин, и никто об этом не узнает — за исключением, может быть, пары красивых девушек“. [Чжоу засмеялся.]

— Они этого не знали, — вступил в разговор Киссинджер. — Я их использовал для прикрытия.

— В Париже? — спросил Мао с притворным недоверием.

— Тот, кто использует красивых девушек в качестве прикрытия, должен быть величайшим дипломатом, — сказал я.

— Так вы часто используете ваших девушек? — спросил Мао.

— Его девушек, а не моих, — ответил я. — Я бы оказался в большой беде, если бы использовал девушек как прикрытие.

— Особенно во время выборов, — заметил Чжоу, в то время как Мао расхохотался»²²⁶.

Вот так они шутили на «философские темы». Впрочем, некоторые замечания были серьезны. «Наш старый друг генералиссимус Чан Кайши не одобряет это, — сказал Мао, поведя рукой вокруг. — Он называет нас коммунистическими бандитами». Ему было очень интересно, что ответит Никсон. Но тот парировал: «Чан Кайши называет Председателя бандитом. А как Председатель называет Чан Кайши?»²²⁷ Так ненавязчиво тайваньский вопрос был оставлен в стороне. Президент дал понять, что ради новых «друзей» не будет бросать старых.

Как бы между прочим Мао и Чжоу рассказали Никсону о неудачном побеге Линь Бяо. Они дали ему понять, что последний был представителем «реакционной группы», которая якобы выступала против нормализации китайско-американских отношений. При этом, правда, Мао попросил Никсона не рассказывать журналистам ни об этом, ни обо всем остальном, что они обсуждали. Никсон, естественно, заверил его в том, что «ничто не выйдет за пределы этой комнаты».

Вместо запланированных пятнадцати минут встреча продолжалась шестьдесят пять. Председатель начал уставать, и Чжоу нетерпеливо поглядывал на часы. Никсон заметил это и закруглил беседу. Мао встал, чтобы проводить гостей. «Однако вы очень хорошо выглядите», — сказал на прощание Никсон. «Внешность обманчива»²²⁸, — ответил Мао.

После этого Никсон вел переговоры с Чжоу, в конце которых 28 февраля в Шанхае было опубликовано совместное коммюнике, в котором, помимо изложения различных позиций сторон по целому ряду вопросов международной политики, подчеркивалось, что «прогресс в деле нормализации отношений между Китаем и Соединенными Штатами соответствует интересам всех стран»²²⁹.

Вслед за этим во время очередных переговоров с северовьетнамскими коммунистами, 12 июля 1972 года, Чжоу Эньлай смог искусно надавить на руководителей ДРВ, вынудив их пойти на уступки американцам, сняв лозунг отставки сайгонского президента Нгуен Ван Тхиеу²³⁰. После этого началась волна дипломатических признаний КНР. В сентябре 1972 года премьер-министр Японии Танака посетил Мао, и между КНР и Страной восходящего солнца были установлены дипломатические отношения. А через месяц состоялся обмен послами между КНР и ФРГ, а затем и многими другими странами.

Официальные отношения с США на уровне посольств были, правда, оформлены чуть позже — 1 января 1979 года. К тому времени, 25 октября 1972 года, КНР уже заняла место в Организации Объединенных Наций. Соответствующая резолюция (2758) была принята Генеральной Ассамблеей. Американский представитель, до тех пор отстаивавший права Тайваня, снял возражения.

Мао был в полном восторге и даже стал быстрее поправляться. «Отек спал, легкие очистились, и кашель прекратился, — пишет его бывший врач. — Во время болезни он бросил курить. Кашель и бронхит больше не возвращались». Он все еще был, конечно, слаб, ходил медленно, руки и ноги тряслись, а изо рта иногда текла слюна, которую он не мог удержать²³¹.

И тем не менее разум его оставался светлым, а власть безграничной. Он по-прежнему контролировал ситуацию в партии и стране. И был готов к новой борьбе.