Маори

В последнее время она стала чаще выходить из дома, хотя силы прибывали медленно и не позволяли ей с головой окунуться в жизнь. По мере того, как она стала выздоравливать, приглашения на обеды и вечеринки стали поступать в дом Коффинов все в большем количестве. В том числе от людей, которых Холли совсем не помнила. Приглашения поступали и от подчиненных Коффина, которые этим способом хотели подлизаться к хозяину. Обычно эти бумаги сначала проходили через руки Роберта. Он с удивлением воспринимал растущую популярность его жены, что напрямую было связано с его собственным общественным статусом. Похмыкивая и пожимая плечами, он передавал приглашения в руки супруги. Сам Роберт за многие годы жизни в Новой Зеландии напрочь позабыл о том, как принято жить в «обществе», его хватало максимум на обеды у друзей. Впрочем, с годами он стал меняться. Наполнив свою жизнь всевозможными атрибутами роскоши и могущества, он неохотно согласился с тем, что должен также принимать более активное участие в светской жизни колонии. Его статус в этом смысле в Окленде был едва ли не самым высоким и отсиживаться в своем рабочем кабинете было уже неприлично.

Все это его тяготило. Он, например, не хотел проводить вечера в обществе тех людей, которые ему не нравились. Но что было поделать, если так было «принято»? Впрочем, он не очень сопротивлялся. Роберт любил говорить, что примет приглашение даже от самого черта, лишь бы вытянуть Холли из душного дома.

Однако в последнем конверте приглашения на обед не оказалось. Только маленькое письмо, написанное незнакомым Холла почерком. Письмо и целая пачка фотографий. Она обрадовалась. Фотографии в Новой Зеландии все еще были в новинку. Особенно самые современные, отпечатанные на глянцевой бумаге.

Ого! Значит, автор посылки был не только загадочным незнакомцем, но еще и состоятельным человеком, раз позволяет себе такие забавы.

Первую карточку она поднесла к окну вместе с остальными. Взглянув на нее, она тотчас же узнала, что на ней было изображено. Это был их «загородный» дом на Таравере, снятый с порядочного расстояния. В кадре помещались частично озеро и гора. Очевидно, фотограф находился на небольшом холме, который возвышался с задней стороны дома. Хорошая карточка! Надо будет сделать для нее рамку…

На второй фотографии также был запечатлен дом, только на этот раз камеру передвинули гораздо ближе к нему. Озеро и гора из кадра исчезли. Третья картинка изображала то же самое и была сделана с еще более близкой дистанции. Это уже становилось интересным. На ней был изображен дом сзади, огород и забор, окружающий весь двор. Фотограф расположился с камерой все еще выше уровня земли и забор не был для съемки дома препятствием, остальные снимки имели в своем фокусе кушетку, которая занимала всю веранду на заднем крыльце. На ней хозяева дома спали в жаркое летнее время, когда в спальне на втором этаже становилось слишком душно.

Каждый снимок имел один и тот же фокус — кушетку, которая становилась все больше и больше, вытесняя все окружающее из кадров. На кушетке кто-то был… Она почувствовала внутреннее напряжение. Улыбка, которая появилась на ее лице после просмотра первого снимка, теперь исчезла.

На кушетке лежали двое. Мужчина и женщина. Обнаженные. То, что вначале ей показалось милой шуткой, теперь уже выглядело делом серьезным и отчего-то неприятным.

Осталась последняя фотография. Она не хотела смотреть ее, но не смогла перебороть в себе инстинктивного предчувствия и перевернула снимок, чтобы было видно изображение.

Теперь мужчина и женщина сидели на кушетке. Вернее, на ней сидел один мужчина, а женщина была у него на коленях. Она обнимала его за шею, а он ее за талию.

Картинка была довольно неясной. Трудно было рассмотреть выражение их лиц, но черты лиц различались вполне удовлетворительно…

Холли сразу узнала мужчину, несмотря на то, что крыльцо было закрыто тонкой сеткой от мошкары. Внутренний голос неуверенно настаивал на том, что тут какая-то ошибка, что это не может быть он. Но все, увы, говорило за то, что она видит на фотографии Роберта.

Через минуту она узнала и ту женщину, которую он держал у себя на коленях и обнимал. Это была Мерита, экономка, которая приглядывала за домом на Таравере. Черты ее лица различались не так ясно, как у Роберта, но Холли не могла ошибиться. Эти длинные черные волосы… Эти роскошные формы…

Холли осторожно сложила фотографии вместе и положила их обратно в конверт. Она обращалась со снимками так, как будто это были прошлогодние засохшие листья, которые могли рассыпаться в прах от одного неосторожного движения. Рука, державшая фотографии, дрожала. Она нащупала другой рукой стул и без сил повалилась на него. Несколько минут она сидела в неподвижности, глядя в пустоту перед собой. Мысли отяжелели так же, как и мышцы. Она словно окаменела внешне и внутри.

Спустя какое-то время, — она потом не могла вспомнить, когда именно очнулась, — Холли наткнулась взглядом на письмо, также бывшее в конверте. Она взяла его в руки и, раскрыв, стала медленно читать…