Мара из Троеречья (СИ)

Темные фигуры слабо выделялись у забора. Лошадка крутила головой и била копытом о мощеную дорогу. Лис покосился на спящих собак, а затем махнул рукой подельникам. Он подумал, что правильнее было бы вынести свертки во двор и передать их через забор, — как справляться с глупыми псами Лис разобрался, — но сиплый шепот Крысюка, тщетно пытавшегося успокоить молодую кобылицу, разнесся по округе:

— Чего телишься, щенок?

Лис вспыхнул, перевесился через оконный проем и швырнул завернутую в полотно одежду: расшитые бисером и золотыми нитями сарафаны, кафтаны, украшенные теплым мехом и шелковые ленты всех цветов, целясь преимущественно в колчеухого. Сверток неуклюже приземлился по ту сторону забора. «Хоть бы не в лужу», — опомнился Лис, заслышав копошение подельников.

Пузан сонно повел головой, навострив уши, и по привычке забрехал хриплым, надрывным лаем. К нему тут же подключился Рушай. Лис оглянулся в конец коридора, где располагалась спальня и, не услышав храпа купца, тихонько засвистел, едва выдувая воздух. Псы подскочили, оборачиваясь по сторонам, пока не обнаружили источника звука. Завидев рыжего в окне, закрутили хвостами, а рябой кобель приветственно гавкнул, приглашая к игре.

— Тихо, тихо, — Лис свесился наполовину, размахивая пятерней перед мордой волкодава и, пытаясь повторить интонации Крысюка, говорившего с кобылицей, елейно пропел, — ты же хороший кабыздох, ты же хочешь еще погонять за палкой? Сиди тогда, сядь! — рявкнул он, теряя терпение.

Пузан едва ли понял хоть слово, но сел и уставился взглядом, полным преданности и предвкушения на окно. Из дальнего угла коридора донесся скрип — кто-то из домочадцев ворочался на кровати.

Лис спешно подхватил второй сверток — тяжелый, заполненный золоченой посудой и бабскими приблудами — гребнями из дерева и кости, ожерельями, перстнями, гривнами из медного дрота, серьгами да зарукавьями, отделанными эмалью и жемчугом. Пришлось сначала перекинуть его себе на плечо, а потом уже бросать в окно. Вслед за туго спеленатым добром, принимая новые правила игры, бросился к забору Пузан.

Лис понял, что переборщил, нахапав тяжелого товара, когда, затаив дыхание, с отчаянием гадал, перелетит сверток через забор или шлепнется в мутную жижу во дворе. Сверток скрылся в темноте и, размотавшись от удара оземь, оглушительно звякнул по брусчатке. Грохнула золоченая посуда, отскочил в сторону бронзовый кубок с изумрудной инкрустацией, блестящей россыпью раскатились перстни и серьги, оседая в вязкой грязи по кромкам луж. Лошадка шарахнулась в сторону, протащив за собою державшего ее под узду Крысюка, и громко заржала.

Пузан залился лаем, чем еще сильнее испугал нервную кобылицу. Рушай заметался у самого забора, гневно рыча на спешно собиравших рассыпавшееся в грязи добро воров, пока колчеухий безуспешно пытался успокоить брыкающуюся лошадь.

Лис хлопнул себя ладонью по лбу, исступленно наблюдая за происходящим. Он не услышал, как тягуче заскрипела кровать в спальне купца, и не заметил, как отворилась дверь на противоположном конце коридора. Зато от приближающегося шлепанья босых ног, волосы встали дыбом у него на затылке. Чиркнуло кресало. За окном захлебывались лаем охранные псы, лошадка била копытами по брусчатке, а отборная брань подельников за забором раздавалась приглушенно, но явственно.

— Чего разбрехались, окаянные? — сонно пробурчал Ерема, пытаясь зажечь лучину.

— Все в порядке, — храбрился Лис, бледнея. — У меня все под контролем.

— Так угомони псов, спать не дают. Я тебе за что серебром плачу? — светлая фигура купца, обряженная в сорочку для сна неумолимо плыла к окну, чиркая кресалом. — Пузан, Рушай, а-ну — фу, пасти захлопнули, пустобрехи!

— Бродяги какие-то проходили мимо, песни пели, — отчеканил Лис, перекрикивая собак и кобылицу. — Похабные.

Зависла гнетущая тишина, и рыжий попятился к окну, готовясь к бегству — в тесном коридоре с купцом не разошелся бы из-за внушительных размеров Еремы, упершего руки в бока и занявшего весь проход нерушимой горой.

С другой стороны забора, наконец, послышалось нестройное пение. Псы вторили, рыча и подвывая. Купец хмуро прислушался. Хор голосов, казалось, удалялся и затихал. Только собаки продолжали надрывно лаять.

— Разогнать? — уточнил Лис, цепляясь дрожащими руками за раму окна и заталкивая оставшиеся свертки ногой в темный угол.

— Послала же богиня помощничка, — причмокнул от недовольства Ерема. — Сразу надо было гнать, вертопрах. Теперь-то чего, вслед орать им будешь да соседей будить?

Голоса за забором стихли, только тихо пофыркивала лошадка да рычали волкодавы. Купец развернулся и, шаркая, зашагал обратно к спальне. Лис вытер взмокший лоб. «А купец-то, слепой, что курица. Вот свезло…», — успел подумать он, когда Ерема тоненько ойкнул и хрипло выругался, нагибаясь к ушибленному пальцу, а тяжелый амбарный замок отлетел, с лязгом ударившись о стену.

— Это что еще за новости? — прогремел недовольный голос и притихшие псы залаяли с новой силой. Ерема, неуклюже опираясь на пятку, чтоб не потревожить забитый палец, возвращался к сторожу.