Марушка растерянно смотрела на ножи, которые с трудом вытащила из сухой древесины. Легкие и холодные, слишком большие для ее ладони. Хотелось прижать их к пульсирующей венке у виска. Роланд кашлянул, подгоняя ее.
Запели лесные птицы, загудели пчелы и поднялось солнце. Сарафан прилип ко вспотевшему телу, оставляя на мокрых ногах черные полосы. Руки у Марушки дрожали от усталости, а подбородок от обиды.
— Ты швыряешь их, как баба. Нет, не так. Напряги запястье. Опять не так. Не крути ладонью. Держи не как удобно, а как я показал. У тебя руки растут из задницы. Нет, неправильно! Потеряешь нож — заставлю заплатить полную стоимость.
Она готова была разреветься, когда Роланд, наконец, поднялся. Окинул взглядом поляну, выругался, заметив белую птицу, наблюдавшую издали:
— Достаточно. Местные уже проснулись и скоро начнут готовиться ко второму дню. Пойдем обратно, попробуем еще вечером. Ты, — пробурчал он тихо, — неплохо справлялась.
Марушка плелась за ним, едва переставляя ноги. Во рту пересохло и ощущался привкус металла, будто ножи она не бросала, целясь в двоящуюся перед глазами сосну, а облизывала.
— Роланд? — остановила она его, и кивнула на норовистого коня, которого воин вел за собой. — Что значит Хест?
— Конь.
Лис с крынкой встретил их у порога избы дядьки Бажана. Сначала бодро зашагал к Марушке, но остановился, когда из-за угла вышел Роланд.
— Где тебя носило? — прошипел он, сжав Марушкино плечо. Молоко из крынки перелилось и плеснуло ей на ногу.
— Роланд учил меня в седло забираться, — ойкнула она. — И еще…
Лис не дослушал, сунул ей кувшин и скрылся в доме. Пока девочка мылась и переодевалась в старое платье, тот ушел, никого не предупредив.
Время до вечера Марушка провела в доме Любавы. Знахарка порядком подустала от расспросов девочки и откупилась от ее неуемной жажды знаний, позволив полистать редкие книги — некоторые из них Марушка видела в белой башне, некоторые — впервые. Перепало ей и несколько глотков отвара облегчающего похмелье, очередь за которым выстраивалась у дома Любавы с самого утра.
К кострам идти не хотелось, но Марушка все же решилась поискать там Лиса — как ушел с утра, так и не вернулся. Она даже прошлась до опушки и прогулялась вдоль леса, памятуя о приказе Роланда, не подходить близко с мертвым деревьям. «Неужели сбежал без меня?» — кольнула неприятная догадка, но девочка отогнала ее.
По пути обратно встретила Грушу — та скакала в пыли дороги на одной ноге и напевала песенку, состоявшую из одних только звуков «о» и «а». Марушка улыбнулась, помахала ей рукой. Груша быстро оказалась рядом и расплылась в улыбке. Глаз ее все еще выглядел опухшим и воспаленным, но за веками уже виднелся голубой зрачок.
— Груня, ты видела лучика? — спросила Марушка.
Груша ткнула в бусину на ее шее.
— Нет, — Марушка покачала головой, — другого лучика. Моего друга, Лиса. Ты назвала его так.
Груша забормотала что-то неразборчивое, покрутилась вокруг себя и снова указала на бусину. Марушка пожала плечами и собралась уходить, но Груша преградила ей путь.
— Дай лучик, — попросила она тягуче и выдавила одинокую слезу из здорового глаза.
Марушка замялась. Княгиня наказала ей не снимать бусину. Но, то ли так складывались обстоятельства, и девочка просто выдумывала, то ли она и впрямь приносила одни неприятности, и Марушка развязала ленту. «В самом деле, — подумала она, протягивая украшение девочке, — откуда Радмиле знать, что я ее сняла? Кто ей донесет?»
Груша сжала бусину в руке и согнулась, разглядывая в щелочку меж ладоней приобретенное сокровище.
— Давай повешу ее тебе, — предложила Марушка.
Груша позволила завязать ленту на шее. Покрутилась, прижав подбородок к груди, кося на украшение, а потом бросилась к Марушке с объятиями.
— Лучик! — вытянула она руку в сторону леса.
— Спасибо, Груша. Я так и думала, — вздохнула Марушка и отправилась в противоположную сторону, к избе.
Там ждал ее Роланд. Его конь Конь и ножи, которые вызывали больше страха, чем интереса. «Не притронусь больше к медовухе, даже нюхать не буду», — поклялась себе Марушка.
К ночи в сенник она пришла одна — Роланд погонял ее на поляне отменно, и предупредил, что задержится в доме дядьки Бажана: собирался договориться о снеди в путь. Обучение утром отменил, сославшись на груду дел, которые нужно решить до отъезда и необходимость всем троим выспатьсяя перед тяжелой дорогой. «Хочет подольше возле Аглаши побыть», — усмехнулась Марушка, но возражать не стала.
Она лежала на соломе и ворочалась, прислушиваясь к звукам на дворе. В сене шуршали мыши. Сон не шел. Наконец скрипнула дверь, но шагов девочка не услышала — Лис, когда хотел, умел ходить совсем бесшумно. Марушка не спешила подниматься ему навстречу, ждала, стараясь дышать ровно и походить на спящую: она так и поняла, на что тот обиделся и боялась, что вместо разговора с ней, уйдет опять.
— Марь, — позвал он тихо.
Она не ответила, только зажмурилась крепче.
— Я это… — Лис сел рядом. — В общем, ты ни в чем не виновата. Прости меня. Не думал, что так выйдет.